Самое время для новой жизни - Джонатан Троппер

Я хотел напомнить, что она тоже пила, но решил не утруждать себя. Дженна достала из маленького кожаного рюкзачка косметичку, опустила солнцезащитный козырек с зеркальцем, принялась краситься. Закончив, приоткрыла боковое окно, закурила. Протянула пачку и мне, пожала плечами, когда я отказался, и забросила сигареты обратно в рюкзачок.

– Сейчас направо, – внезапно сказала она.

– Что, в школу?

– Ага.

– Да ты, наверное, шутишь.

– Все говорят, что я выгляжу старше, – похвасталась она.

– Старше кого?

– Что?

– Умоляю, скажи, что тебе есть восемнадцать.

– Хорошо. Мне есть восемнадцать, – ухмыльнулась Дженна.

– Правда?

– Может, и правда.

– А родители не хватились тебя вчера вечером?

Она отмела мое беспокойство беспечным взмахом руки.

– Я у друзей ночевала.

– Отчасти так оно и было.

– Вы же никому не скажете и я не скажу.

Я остановился у обочины подальше от автобусов: из них нескончаемыми вереницами тянулись школьники, которые, не успев выйти, тут же разбредались по школьному двору, мигом перемешивались в юной кутерьме. Никто, кажется, не обращал внимания на холод и не стремился внутрь. К чему торопиться взрослеть, если можно быть среди них, подумал я.

– Спасибо, что подвез, Бен, – Дженна наклонилась и посадила мне на щеку теплый поцелуй. – Ты лучше всех.

Она выскользнула из машины и зашагала к воротам школы. Я вдруг почувствовал себя папочкой – чудно́ – и наблюдал, как она грациозно взбежала по ступенькам, вошла во двор, обернувшись, в последний раз помахала мне рукой, и толпа поглотила ее.

Подъезжая к дому, я увидел, что репортеры уже заняли свой пост на обочине с камерами и микрофонами наизготовку. Их, кажется, было больше, чем вчера, все сгрудились за заграждениями. Несколько человек держали в руках фотоаппараты с телескопическими объективами. “Фрилансеры”, – рассудил я. Папарацци прибыли. Я проехал мимо с закрытыми окнами, свернул на подъездную аллею, надеясь – ради Чака, – что никто из них хорошенько не рассмотрел Дженну. Послышался стук мяча, я поднял голову и увидел на аллее Джереми. На газоне позади баскетбольного кольца сидел Тас и то вылизывал яростно передние лапы, то бдительно поглядывал на репортеров. В толстовке с капюшоном и ветровке Джереми, наверное, было неудобно бросать мяч. Я ступил на площадку, с дороги донеслись слабые щелчки фотоаппаратов. На что им, интересно бы знать, мои фотографии?

– Привет, – поздоровался Джереми.

– И тебе привет.

Он кинул мне мяч, я забросил двухочковый. Все мои несчастные мышцы застонали в знак протеста, но двигаться было приятно.

– Все прогуливаешь?

– Вроде того.

Джереми принял от меня пас, тоже забросил двухочковый, мяч лениво прокатился по краю кольца и упал в сетку.

– Вы правда это сделали? – спросил Джереми.

– Сделали что?

– Похитили Джека Шоу. Так сказали по телевизору.

– Я похож на похитителя? – спросил я, переставая стучать мячом.

– Нет.

– Джек мой друг.

– Тогда почему они здесь? – Джереми указал на журналистов, которые от нечего делать фотографировали нас.

– Послушай, – я взял его за плечи, повернул спиной к объективам. – Если бы твой друг был в беде, сделал бы ты все возможное, чтобы ему помочь?

– Вы хотите сказать, если бы он принимал наркотики?

– Ну да. Если бы принимал наркотики.

Джереми задумался.

– Наверное, да. Но я бы не стал его похищать.

– Ну а если бы, – я сел на землю, – ты знал, что ему можно помочь, но он так увяз, что никому не позволяет себе помочь? Так увяз, что может умереть раньше, чем кто-нибудь ему поможет?

– Правда так увяз?

– Правда. И мы пришли в отчаяние: а если наш друг умрет?

Ведь Джек, возможно, кумир Джереми, вдруг подумалось мне, и я понадеялся, что не лишаю его кумира. Парень и так испытал достаточно разочарований в последнее время.

– То есть вы привезли его сюда, чтобы помочь? – уточнил Джереми. – Спасти от наркотиков?

– Именно. Но им об этом не рассказывай, – предупредил я, указывая на репортеров.

– Где же он сейчас?

– А вот это, – я поднялся на ноги, – большой вопрос.

– Вы правда не знаете? – изумился Джереми.

– Он сбежал, – признался я.

– И после этого нашли его бумажник?

– Ага.

Джереми взял мяч, задумчиво подбросил в воздух.

– Думаете, он умер?

– Надеюсь, нет, но мы очень за него беспокоимся.

Пауза.

– Сегодня Хэллоуин, – сказал наконец Джереми.

– В самом деле?

Удивительно, как я об этом позабыл.

– Наверное, я не смогу поиграть в “Сладость или гадость”, – вздохнул Джереми.

– Маска, – припомнил я. – Ты ее так и не нашел?

– Не-а. К тому же мама меня одного не отпустит, а сестра идти не хочет.

– Заходи, с нами потусуешься. Он посмотрел на меня.

– А вы будете переодеваться?

– Не знаю. Как-то об этом не думал.

– Хэллоуин же, – вразумил меня Джереми. – Обязательно нужно переодеваться.

– Такой закон, да?

– Да.

– Ну что ж, приходи ужинать, а там посмотрим.

– Нужно отпроситься у мамы.

– Ладно.

На дороге загромыхало, мы увидели подъехавший к дому белый школьный автобус. Двери открылись, на обочину, где разместились журналисты, повалили подростки. В основном девчонки в куртках и джинсах, но я заметил в толпе и несколько мальчишек. Подбежал помощник шерифа Дэн, в отчаянии замахал руками, но почти никто из ребят, кажется, не обратил на него внимания. Последние покинувшие автобус школьники вынесли листы плотной белой бумаги, раздали товарищам. Представители прессы вцепились в камеры, принялись снимать и интервьюировать подростков, которые только рады были стараться. Мы с Джереми разобрали надписи на плакатах: “Верните Джека Шоу”, “Мы молимся за тебя, Джек” и просто “Где Джек?”. В общей сложности я насчитал человек тридцать ребят.

– Что они делают? – недоумевал Джереми.

– Похоже на пикет, – сказал я.

Помощник Дэн уже метнулся обратно к патрульному автомобилю и возбужденно тараторил по рации.

Журналисты, благодарные, что нашлось и им дело, вились вокруг детей в надежде заполучить побольше лиц и реплик для будущего эфира.