Горящая земля - Бернард Корнуэлл

— Зачем ты это делаешь, господин? — спросила она.

— Не знаю, — ответил я.

Я и правда не знал; знал только, что Вздох Змея, как и все мечи, был рожден в пламени, и иногда мне нравилось омывать его в огне, чтобы защитить то колдовство, что было вплавлено в оружие в момент его создания.

Я благоговейно поцеловал теплый металл и вложил обратно в ножны.

— Мы ни в чем не можем быть уверены, — сказал я, — кроме нашего оружия и нашей смерти.

— Мы можем быть уверены в Боге, — тихо и настойчиво проговорила она.

Я улыбнулся, но ничего не сказал.

Я гадал — заботит ли моих богов то, что я существую. Может быть, то было преимуществом христианского Бога, который каким-то образом убедил своих приверженцев, что они его заботят, что он наблюдает за ними и защищает их, однако я не видел, чтобы христианские дети умирали меньше, чем дети язычников, или чтобы христиан щадили болезни, наводнения и пожары. Однако христиане вечно заявляли о любви к ним их Бога.

Снаружи раздались шаги. Кто-то бежал к моему дому и, хотя я был в безопасности в крепости Рагнара, я инстинктивно потянулся к Вздоху Змея. Я все еще сжимал его рукоять, когда дородный человек нырнул в дом через открытый вход.

— Всемилостивый Иисусе, — сказал он. — Ну и холодина снаружи.

Я выпустил меч, когда отец Пирлиг присел на корточки у дальней стороны очага.

— Тебе не спится? — спросил я.

— Кто, во имя Господа, может спать в такую бурю? — вопросил он. — Нужно быть глухим, слепым, пьяным и глупым, чтобы спать, когда такое творится. Доброе утро, господин, — ухмыльнулся он мне. — Утро нагое, как и ты — словно новорожденный. — Он повернул голову и улыбнулся рабыне. — Благослови тебя Бог, дитя.

Девушку встревожил появившийся незнакомец, и она обеспокоенно взглянула на меня.

— Он добрый человек, — заверил я, — и священник.

Отец Пирлиг был одет в штаны и куртку — никакой рясы. Он появился предыдущим утром, и Брида встретила его прохладно, но он очаровал Рагнара своими преувеличенными историями о битвах. Он был пьян к тому времени, когда Рагнар отправился в постель, поэтому у меня было мало шансов поговорить со старым другом.

Я снял с колышка плащ и застегнул его у горла. Шерсть была влажной.

— Твой Бог тебя любит? — спросил я Пирлига.

Тот засмеялся.

— Что за вопрос, господин! Он держит меня в милях от моей жены, поэтому любит меня. Разве мужчина может просить о большем благословении? И Он наполняет мой живот и развлекает меня! Я рассказывал тебе о рабыне, которая умерла, потому что пила молоко?

— На нее рухнула корова, — уныло сказал я.

— Он забавный человек, этот Кнут. Я буду сожалеть, когда ты его убьешь.

— Я его убью? — переспросил я.

Девушка уставилась на меня.

— Вероятно, тебе придется это сделать, — сказал Пирлиг.

— Не слушай его, — бросил я девушке, — он бредит.

— Я валлиец, моя дорогая, — объяснил он ей, потом снова повернулся ко мне. — И можешь ли ты сказать, господин, почему хороший валлиец должен заниматься делами саксов?

— Потому что ты докучливый эрслинг, — ответил я, — и кто знает, из чьей задницы ты выпал, но вот ты здесь.

— Бог пускает в ход странные орудия для достижения своих изумительных целей, — сказал Пирлиг. — Почему бы тебе не одеться и не полюбоваться рассветом вместе со мной?

Отец Пирлиг, как и епископ Ассер, был валлийцем на службе Альфреда, хотя объяснил мне, что пришел в Дунхолм не из Уэссекса, а скорее из Мерсии.

— На Рождество я был в Винтанкестере, — сказал он мне, — и, Бог мой, бедный Альфред болен! Воистину, он выглядит, как подогретый труп, к тому же не очень хорошо подогретый.

— А что ты делал в Мерсии?

— Вынюхивал место, — загадочно произнес он, потом так же загадочно добавил: — Это все его жена.

— Чья жена?

— Эльсвит. Почему Альфред на ней женился? Она должна кормить беднягу маслом и сливками, заставлять его есть хорошую говядину…

Отец Пирлиг уже съел немало масла и сливок. С большим брюхом, широкими плечами, спутанными волосами, заразительной улыбкой, вечно жизнерадостный, он относился к своему вероисповеданию легко, хотя никогда — поверхностно.

Он стоял рядом со мной над южными воротами Дунхолма, и я рассказал ему, как мы с Рагнаром взяли эту крепость. Прежде чем сделаться священником, Пирлиг был воином и оценил историю о том, как я проник в Дунхолм через ворота у колодца на западной стороне и как мы продержались достаточно долго, чтобы открыть те ворота, над которыми сейчас стояли. Я рассказал, как Рагнар провел своих несущих факелы датчан с мечами в крепость, где мы сражались с людьми Кьяртана, пока те не были побеждены и не погибли.

— Ах, мне следовало бы тогда находиться здесь, — сказал Пирлиг, когда я закончил рассказ. — Похоже, то был редкостный бой!

— Так что же привело тебя сюда сейчас?

Он ухмыльнулся.

— Разве человек не может просто навестить старого друга?

— Тебя послал Альфред, — угрюмо проговорил я.

— Я же сказал, я пришел сюда из Мерсии, а не из Уэссекса. — Он прислонился к вершине палисада. — Помнишь ночь перед тем, как ты взял Лунден?

— Я помню, как ты сказал мне той ночью, что одеваешься для молитвы. Но ты был в кольчуге и нес два меча.

— Какое время лучше подходит для молитвы, чем время перед битвой? И то был еще один редкостный бой, мой друг.

— Верно.

— И перед ним, господин, — продолжил Пирлиг, — ты дал клятву.

Гнев взметнулся во мне быстро, как вода в реке, набухшей после внезапного проливного дождя.

— Будь проклят Альфред и его клятвы! Чтоб им провалиться в ад! Я отдал ублюдку лучшие годы своей жизни! Он бы вообще не сидел на троне Уэссекса, если бы я за него не сражался! Королем сейчас был бы Харальд Кровавые Волосы, а Альфред гнил бы в своей могиле. И как он меня отблагодарил? Время от времени он похлопывал меня по голове, как чертова пса, а потом позволил тому монаху с дерьмом в башке оскорблять Гизелу и ожидал, что я поползу к нему молить о прощении после того, как я убил ублюдка. Да, — сказал я, повернувшись, чтобы посмотреть в широкое лицо Пирлига, — я дал клятву. Тогда позволь сказать — я ее нарушил. Она нарушена. Боги могут наказать меня за это, а Альфред может гнить в глубинах ада, но мне плевать.

— Сомневаюсь, что он будет в аду, — мягко проговорил Пирлиг.

— Думаешь, я хотел бы попасть на ваши небеса? — вопросил я. — Все эти священники, монахи и высохшие монахини? Я бы предпочел рискнуть попасть в ад. Нет, отец, я больше не держу клятву, данную Альфреду. Ты можешь отправиться обратно и сказать ему, что нас больше не связывает ни клятва, ни вассальная зависимость, ни долг, ни верность, — ничего! Он — паршивый, неблагодарный, пердящий капустой косоглазый ублюдок!