Крики прошлого. Часть I - Гело Никамрубис

четвероногим другом Виктора в Москву так же вернулся и Борис Сергеевич в сопровождении своего «пса». Приехал он с хорошим результатом. Во-первых, дома его ждал Федор с хорошими новостями, а, во-вторых, Борис заключил за границей весьма выгодный контракт, хотя, его это совсем не так интересовало, как раньше, и нужно это лишь для видимости, что он еще в строю. Поблагодарив Федора за хорошую работу, Борис, как обычно, отправился в свой кабинет, предупредив, чтобы к нему никто не заходил, даже Михаил.

– Где ты? Я зову тебя, – сказал Двардов, оценив всю нелепость ситуации. Прошла минута, потом еще одна, но ничего не происходило. – Ну, сколько мне тебя еще звать? Ты же уже здесь! – Борис ужасно не любил, когда с ним играли в «кошки мышки», и совсем неважно кто. Он начинал злиться.

– Ну что ты нервничаешь? Здесь я, здесь, успокойся, – Борис обратил внимание, что голос звучал иначе: раньше он слушал его внутри себя, глубоко в своем сознании, а теперь же так, словно говорили непосредственно рядом. – С возвращением, дружище!

– Я уже слышал, что Федор справился с заданием, – хотя подумал о том, что они вовсе не друзья.

– Да – это так. Причем, как я и говорил, безупречно. Я сам следил.

– Что дальше?

– В смысле? – Нечто сказало так, словно было удивленно этим вопросом.

– Что мы будем делать дальше? Ты ведь не захочешь на этом остановиться? Конечно, не захочешь. Уверен, тебе все это нужно больше, чем мне, – Борис говорил твердо и настойчиво, так, как он и привык говорить.

– Мне не нравится твой тон, человечек, – медленно, но без всякого намека на враждебность ответил голос.

– Да мне плевать, что тебе нравится, а что нет. Ты действуешь по своему плану, а меня используешь, словно мальчишку! Но мне это надоело! Отныне ничего не произойдет без моей воли.

– Да что ты говоришь? Не забывайся. К тому же неужели я что-то делал без твоего согласия? Или может ты… – не закончив предложение, Нечто замолчало, а спустя пару мгновений продолжило. – Ты прав, все по моему плану, и ты для меня – просто вещь. Я – твой хозяин, и у тебя в этом вопросе нет выбора, – видимо, как у всех обычно бывает, ему наскучила игра в равноправные отношения. – Но как я буду с тобой общаться – выбор за тобой. Ты пойми, за тысячелетия мне ужасно наскучил ваш страх, боль, агония и прочие прелести. Теперь я хочу быть вашим другом, чтобы вы любили меня, почитали, уважали и доверяли. Понимаешь? Я же говорил – любви хочу.

– Любви? – вглядываясь в пустоту, словно пытаясь в ней обнаружить источник голоса, переспросил Двардов. – Уважения? Да за что тебя уважать? За что любить? Ты – жалкая, трусливая тварь, скрывающая свой облик! Ты просто ничтожество, коих я уже навидался… – не закончив свои слова, Борис резко замолчал. Шею его перехватил невидимый обруч и с ужасной силой сдавил глотку человека. Затем комната наполнилась жутким холодом, около минус тридцати градусов по Цельсию, не больше, однако, внутри у Бориса словно пылал огонь. Возникало впечатление, что внутри все выгорает заживо. «Обруч» на шее, по ощущениям, стал напоминать чью-то большую и очень сильную руку, затем Борису показалось, что когти этой руки впиваются в плоть. Тело его поднялось над землей, и он повис в воздухе.

– Ты все еще считаешь меня жалким? – совсем рядом прозвучал низкий и страшный, нечеловеческий голос, от которого исходил жар самой преисподней. – Ты всего лишь насекомое, и если я захочу, ты просто исчезнешь; никто и никогда не найдет тебя, никто и не вспомнит о тебе, – Борис, было, пытался что-то сказать, но у него, кроме неразборчивого хрипа, ничего не вышло. Хватка ослабла, и человек упал на землю, хватаясь руками за освобожденное горло и жадно глотая воздух. Впервые в жизни он был так напуган. Страх и паника наполнили его душу и овладели всем его естеством.

– Пусть это будет тебе уроком, – спокойным, но властным тоном сказало существо. – И впредь, если еще захочешь выяснять со мной отношения, помни о сегодняшнем дне.

Тем временем подполковник Анатолий Козлов все никак не мог нарадоваться своему повышению и возвращению в органы. Правда после того, как он убил человека на глазах у мальчишки, его немного мучила совесть, но литровая бутылка не самой качественной водки сделала свое дело, и уже на утро, кроме похмелья, офицер ничего не чувствовал. Был, правда, у него один коллега, который его почему-то люто ненавидел. Его звали майор Андрей Странков. Человек, на его взгляд, весьма глупый и даже странный – этакая белая ворона. Взяток он не брал, жил по уставу и все бормотал про честь офицерского мундира. Именно он, будучи капитаном, постоянно «копал» под него и в итоге настроил руководство против его персоны. Хоть Андрей и не смог предоставить четких доказательств против Анатолия, все же его домыслы были услышаны, в связи с чем, как мы знаем, Анатолий был отправлен, подобно ссылке, в тюрьму строгого режима надзирателем. Его это ужасно огорчало, так как среди падших уголовников он не мог в полной мере ощутить всю прелесть своего авторитета, ведь уголовники его ни во что не ставили, несмотря на постоянное насилие с его стороны. В виду своей жизненной привычки, что въелась в его сознание, он не мог понять, что люди, живущие на дне, отчаянные и отверженные, имеют в своих душах демонов намного страшнее, чем толстый надзиратель, и все его попытки сломать давно уже поломанные жизни людей оканчивались фиаско. Другое дело в полицейском участке, где люди, к слову тоже не питавшие нежных чувств к тогдашнему майору ввиду устава, просто не могли себе позволить даже делать вид неуважения старшего по званию, а также на них, в отличие от заключенных, можно было оказать влияние, вследствие чего появляется возможность возвысить себя над ними. А это было главным упованием Толика. Из-за своей чрезмерно крупной комплектации, а так же не самого острого ума, он и пошел в правоохранительные органы, чтобы этим компенсировать свои жизненные неудачи, что у него неплохо выходило. Ведь, возвращаясь домой, где его никто и не ждал, он чувствовал некое удовлетворение от прожитого дня, от того, что он был уверен в своей значимости в этом мире. Ведь он – уже подполковник полиции, и в его власти казнить или помиловать простого смертного человечка. И вот, в его очередной замечательный день на службе в высоком звании