О дружбе. Эволюция, биология и суперсила главных в жизни связей - Лидия Денворт

Второй подход предусматривает отбор генов-кандидатов, небезосновательно полагаемых играющими некую роль в изучаемом заболевании или поведении. Начиная исследование, ученый должен знать, что гены, которые он изучает, имеют какое-то отношение к интересующему его признаку.

Платт и Брент выбрали именно такой подход. Они решили разобраться, как происходит обмен серотонина, играющий большую роль в мозговых системах вознаграждения, а следовательно, и в социальных отношениях. У людей один из аллелей гена, отвечающего за синтез серотонина, 5-HTTLPR, определяет повышенный уровень тревожности, усиление реакции на социально значимую угрозу, а также склонность к избеганию риска. Другой аллель, TPH2, ассоциируется с аутизмом и депрессией. «Если существуют варианты путей обмена серотонина и если у данной обезьяны функционирует патологический вариант, то такая особь реально может стать асоциальной», – объясняет Брент.

Ученые обнаружили – в согласии с работами Кристакиса и Фаулера, – что положение в социальной сети у макак является наследуемым признаком. Животные, наиболее вовлеченные в тесные связи, были центральными фигурами, в отличие от менее вовлеченных или вовсе не вовлеченных. Социальное поведение, которым животные могли в определенной степени управлять, например, активный груминг, агрессия или проведение длительного времени в окружении других особей, является – с большой долей вероятности – наследуемым признаком. Макаки-резусы – носители более редких вариантов генов серотонина, проанализированных учеными, не были склонны к обзаведению большим числом друзей и союзников, вероятно, вследствие недостаточных социальных навыков или отсутствия интереса к другим особям. В статье, опубликованной в 2013 году в журнале Scientific Reports, ученые делают следующий вывод: «Взятые вместе, эти результаты подкрепляют предположение, что способность к созданию социальных связей, опосредуемая взаимодействием с другими особями, формируется естественным отбором и может играть важную роль в эволюции сообществ приматов»[328].

Платт и Брент связали вариации генов, которые у людей ассоциированы с особенностями поведения, с вариациями обезьяньих генов, способными предсказать реальную разницу в социальном поведении. Эти исследования позволили группе ученых создать обезьяньи модели социальных функций – вознаграждения, коммуникации и других, – которые нарушаются у людей, страдающих аутизмом и другими расстройствами. И конечно, эти данные могут многое рассказать нам о том, что лежит в основе дружбы. Похоже, что для обезьян, занимающих центральное положение в своих социальных сетях и имеющих множество партнеров по грумингу, чаще характерно дифференцированное отношение к особям как внутри, так и вне своей группы. «Они просто видят более широкую картину, – говорит Платт. – Возможно… это указание на то, что индивиды, находящиеся в центре сети, обладают лучшими социальными навыками и более внимательны к социально значимым феноменам».

Работающие на Кайо ученые также последовали примеру коллег, изучавших бабуинов в Африке, и измерили репродуктивный успех наблюдаемых особей с учетом их положения в социальных сетях и их геномных данных. «Если естественный отбор благоприятствует особям с повышенной социальной активностью и более агрессивным, то можно было ожидать, что они будут иметь и лучший репродуктивный результат», – отмечает Брент. Поведение, характерное для большинства социально активных обезьян, – более частое получение груминга, пребывание в тесном окружении других особей, центральное положение в социальной сети – действительно приводит к рождению большего числа детенышей.

Далеко от Кайо маленькая самочка макаки-резус почти горизонтально распластывается по ограде и смотрит на меня. Склонив голову набок, она растянула губы, демонстрируя мне свои зубы. «Она делает вам губной намек», – говорит мне приматолог Джон Капитанио, сотрудник Калифорнийского университета в Дейвисе. Этот намек говорит о нескольких вещах. Во-первых, о страхе и готовности подчиниться, но, кроме того, и о желании сблизиться. Капитанио объясняет мне позу обезьянки: «Она просит о груминге: „Подойди и почеши меня“».

Я не могу этого сделать не только из-за опасности этого действия, но и потому, что мы с Капитанио не стоим у изгороди, а сидим в машине. Он проводит для меня автомобильную экскурсию по Калифорнийскому научно-исследовательскому приматологическому центру. Расположенный в нескольких милях от Дейвиса посреди живописных полей, это один из семи приматологических центров США. Здесь живут четыре с половиной тысячи обезьян, преимущественно макаки-резусы. Так же как на Кайо, этих обезьян надо оберегать от людей вроде меня – посетителей, не прошедших медицинский контроль. Большинство животных обитает в громадных вольерах площадью по пол-акра каждый. Около одного из вольеров мы останавливаемся. Загон полон видавших виды приспособлений для игр – пластиковых горок, башен для лазания, канатов для раскачивания и бочек, которые можно катать по земле. В каждом загоне живут от пятидесяти до полутора сотен обезьян; эти группы, как и в дикой природе, организованы матрилинейно. Однако в каждом вольере есть лабораторные здания и перестроенные амбары – пункты временного проживания обезьян, куда их помещают на период проведения тех или иных исследований.

Капитанио изучает макак-резусов уже почти сорок лет, бóльшую часть этого времени он провел здесь, в Дейвисе, где защитил докторскую, а теперь директор отдела нейрофизиологии и поведения. Долговязый, с львиной гривой, он похож на седеющего хиппи. В свое время он едва не пропустил популярную лекцию по психологическим нарушениям в Массачусетском университете, но именно она побудила его заняться поведением животных. Стоял чудесный день, в кармане были деньги, играла ритмичная музыка, но католическая совестливость погнала Капитанио в аудиторию, где по стечению обстоятельств читала лекцию последняя ученица самого Гарри Харлоу. Капитанио был сражен ею, устроился ассистентом в ее лабораторию и с тех пор стал изучать обезьян с такой же преданностью, с какой когда-то восхищался группой Grateful Dead[329].

Поведение самки, на которую мы смотрим, ее смелое, но подчеркнуто уважительное приглашение к сближению, говорит само за себя. Не каждая обезьяна так поступает, так же как не каждый человек решается подойти к незнакомцу, чтобы завязать беседу. За многие годы работы Капитанио стал знатоком как общей картины, так и мельчайших нюансов социального поведения обезьян, и на основании своего опыта он убежден: им есть что рассказать о человеке.

Сравнительное изучение многих биологических видов вынуждает очистить дружбу от множества наслоений до ее простейшей, элементарной формы, и Капитанио работает с самым простым определением дружбы из всех, с какими мне приходилось ранее встречаться. По его мнению, двух животных можно считать друзьями, если они проводят рядом друг с другом много времени и конфликтов или агрессии между ними меньше, чем можно было бы ожидать. Такой математический подход не относится к тому, что мы имеем в виду, говоря о дружбе между людьми, и Капитанио охотно это признает. В качестве примера он приводит отношения со своим старым другом, с которым его связывают общее мировоззрение и способность в любое время начать разговор с того места, на котором он был прерван во время прежней встречи. «Я не говорю, что дружба между двумя обезьянами – то же самое, – объясняет он. – Вопрос заключается в другом: если это не то же самое, то есть ли какая-то польза в такой аналогии? Мой ответ однозначно утвердительный: да, польза есть».