Столетняя война. Том I. Испытание битвой - Джонатан Сампшен

положение. Было несколько человек, в том числе и суровый солдат Томас Грей, которые считали, что Эдуарду III лучше было бы потратить деньги на набор и оснащение армии. Но это было мнение меньшинства, и оно было ошибочным даже с точки зрения интересов Эдуарда III. Король делал то, что общественное мнение ожидало от короля, раздавая милости тем, кто был их традиционным получателем: своей собственной семье, старой аристократии и другим, кто заслужил свой статус, оказывая королю услуги, приличествующие дворянину. Изменение настороженного отношения к дворянству существовавшее со времен его деда было вполне преднамеренным. "Мы считаем, — объяснял Эдуард III в хартии, учреждающей новых графов Хантингдона и Глостера, — что главным признаком королевской власти является то, что при правильном распределении рангов, почестей и должностей дворянство подкрепляет короля мудрым советом и влиятельными людьми. Однако в этом королевстве уже давно наблюдается серьезный упадок имен, почестей и дворянских титулов". Мотив был характерен для него. Как и то, что он объявил об этом[293].

Закрытие Парламента 16 марта 1337 года прошло с пышными церемониями при дворе, которые должны были последовать за столь великим распределением щедрот. Филипп VI действовал с меньшей пышностью. Во второй половине марта французский король находился в своем охотничьем домике в Сен-Кристоф-де-Халатте, а следующий месяц провел в лесах северной части Иль-де-Франс. В начале мая он приехал в Париж, где председательствовал на заседании своего Большого Совета, расширенного за счет присутствия главных представителей знати. Почва была хорошо подготовлена. Было решено, что герцогство Аквитания должно перейти в руки короля на том основании, что Эдуард III в нарушение своих вассальных обязательств предоставил убежище смертельному врагу короля Роберту д'Артуа, а также по "некоторым другим причинам", о которых было решено не распространяться. В конце апреля Филиппа VI просили принять послов с окончательными предложениями английского короля. Он отказался. Созыв арьер-бана был провозглашен по всему королевству с 30 апреля 1337 года[294].

Глава VII.

Великая стратегия 1337–1338 гг.

Треугольник северо-западной Европы, в который сегодня входят Бельгия, Нидерланды, Люксембург и немецкий Рейнланд, в начале XIV века состоял из множества мелких графств и герцогств, разделенных экономическим соперничеством и династическим претензиями, усугубленным грозным присутствием капетингской Франции на их южных границах.

Самым важным из этих феодальных владений было графство Фландрия. Фландрия была богатой, многолюдной и нестабильной. Кроме того, только она среди территорий Нидерландов была провинцией Франции. Хотя когда-то она пользовалась такой же автономией при собственной династии, как и соседние княжества Священной Римской империи, уже более полувека она находилась в процессе поглощения французским королевством. Битва при Куртре оказалось лишь мимолетной вспышкой. По договорам в Атис-сюр-Орж (1305) и Париже (1320) французская корона присвоила себе три кастелянии (округа) Лилль, Дуэ и Орши, которые включали практически всю валлоноязычную Фландрию, оставив местной династии графов управление усеченной фламандскоязычной территорией. Более того, хотя графы по-прежнему управляли самыми богатыми частями Фландрии, графство было обременено огромными финансовыми контрибуциями, которые договоры обязывали выплачивать французскому королю, и выплата которых, растянутая на долгие годы, гарантировала, что старые раны не заживут.

Среди фламандцев эти события оставили в наследство обиду не только на Францию, но и друг на друга. Хотя восстания конца XIII и начала XIV веков ослабили власть крупных купцов над городским самоуправлением графства, экономические основы их владычества сохранились. Их особняки и дворцы по-прежнему возвышались посреди убожества и кишащих толп суконщиков. Подмастерья по-прежнему подвергались экономическому угнетению. Экономические проблемы начала XIV века принесли бедствия, которые были особенно сильны во Фландрии, где баланс населения и ресурсов всегда был хрупким. Мало в какой другой части Европы знатные буржуа могли бы так, как в Ипре, просить короля сохранить стены своего города, чтобы ремесленники из пригородов не убивали их ночью в постели и не грабили их имущество[295]. За пределами пригородов крестьянство и мелкие землевладельцы равнинной страны сохранили всю злобу против богатых, сельской знати и французов, которая заставила их с таким энтузиазмом поддержать восстание 1302 года. Они добились еще меньшего, чем горожане. За унизительным миром 1305 года последовало возвращение местной знати, бежавшей во время восстания, и решительное наступление на свободы, которые крестьянские общины присвоили себе во время короткой и радостной анархии. Оглядываясь назад, можно увидеть, что внутренние проблемы Фландрии предвещали подобные потрясения, которые позднее пережили менее развитые экономики. Но в то время они были характерны только для Фландрии, и правительства соседних стран, включая Англию, видели в них скорее возможность для себя, чем предупреждение.

Навести порядок в этой несчастной провинции было бы не под силу и более умелому правителю, чем Людовик Неверский, который сменил своего деда на посту графа Фландрии в 1322 году в возрасте восемнадцати лет. Это был невыразительный человек, не обладавший ни опытом, ни рассудительностью, который по преднамеренному решению Филиппа IV Красивого в раннем возрасте был разлучен со своей семьей и воспитывался при французском дворе. Следовательно, он ничего не знал о своем графстве на момент вступления на престол и не имел там друзей в эпоху, когда дружба была важнейшим инструментом правления. Его советниками были французы, включая, как с неудовольствием отмечали его подданные, сына того самого Пьера Флота, который был архитектором фламандской политики Филиппа IV Красивого. Его положение, и без того шаткое, еще более ухудшилось из-за энтузиазма, с которым его министры отнеслись к сбору репараций, которые французское правительство потребовало за столом переговоров. Он был, по словам Фруассара, "добрым и верным французом". До того, как его фактическое правление началось, он успел стать еще лучшим французом, поскольку в течение нескольких месяцев после его прибытия в графство вся вражда фламандцев к своим правителям и друг к другу вылилась в гражданскую войну беспрецедентной жестокости. Она началась, как и в 1302 году, с восстания сукноделов Брюгге. Вскоре за ним последовали крестьянские восстания по всей западной Фландрии. Оттуда восстание распространилось на Ипр и большую часть остального графства. Только в Генте городскому патрициату удалось сохранить контроль над ситуацией. В сельской местности дворян и графских чиновников убивали везде, где только можно было их найти. К 1328 году Людовик стал изгнанником в Париже, а его правительство во Фландрии практически исчезло. Задача разгрома этих "неразумных грубиянов" (выражение Филиппа VI) выпала на долю нового короля Франции, который выполнил ее с беспощадной быстротой летом того же года. Ополчение Брюгге было разбито в битве при Касселе 23 августа 1328 года. Стены восставших городов были разрушены. Начался террор, который продолжался и три года спустя. Людовик Неверский вернулся к управлению своей страной. Но он был обязан своим графством Филиппу VI и не забывал об этом. Не забывали об этом и его подданные[296].

К востоку от