Происхождение Русского народа - великорусского, украинского, белорусского. Славяне в древности - Николай Севастьянович Державин

со словом гора, которым «в русском языке называется всякая земная возвышенность, в том числе, чаще всего, высокий речной берег»; ср. нем. Berg, слав, брег, и Burg — «укреплённое место, замок». «Пункты первых оседлых поселений, — говорит автор, — а тем более укреплённые мест, всегда избирались на возвышенностях, защищаемых самою природою. Поэтому с горою могло быть связано первое представление о естественной крепости, и отсюда могло, со временем, выделиться частное понятие об ограждении и о городе, как центре укрепления и защиты окрестной страны»… Догадка В.М.Флоринского о связи русск. город с гора основательна и вполне отвечает семантическому ряду: «небо (бог) — гора — город» или «небо — гора — голова».[94]

Наличность термина город в том или ином звуковом оформлении почти во всех языках индоевропейской системы свидетельствует о том, что этот термин представляет собою заведомо доиндоевропейское отложение в этих языках, что ведёт нас в глубокую древность истории человечества и его общественно-политического строя, с одной стороны, и с другой — подсказывает единственно правильный путь разрешения проблемы происхождения этого термина в обращении к языкам доиндоевропейской системы.

Чутье исследователя не изменило проф. В.М.Флоринскому, когда в названном выше труде он толковал термин город как составное дву основное слово, первая часть которого горо- и вторая — д. Не располагая в своё время теми данными, которыми, благодаря трудам Н.Я.Марра, располагает наша современная наука, и опираясь, совершенно естественно, только на данные индоевропейской лингвистики, проф. Флоринский видел в конечном — д в слове город «след какого-либо санскритского корня, например, dai, д яти или da, dayati, — соединять, замыкать, скреплять». Отсюда, по автору, санскритское Gardha — «замкнутое пространство», зендское Geredha «полость, впадина, пещера». «Из этих двух корней gar-giri — гора, da “замыкать, скреплять' могло образоваться, — говорит Флоринский, — слово у выражающее понятие об укреплении, замкнутого горной возвышенности у соответствующее славянскому город, городок…». «Основываясь на прггведённой этимологии слова городу мы можем думать, — заключает автор, — что у славянского племени города или укреплённые городки сугцествовали с самых отдалённых времён и строились они на возвышенных местах гглгг на высоком берегу реки, каковыми дсйствггтельно оказываются большинство древних русских городищ».[95]

На термине город в яфетических языках неоднократно останавливается Н.Я.Марр во многих своих работах. Так, например, в статье «Из переживаний доисторического населения Европы, племенных или классовых, в русской речи и топонимике» (V, 310–322); Н.Я.Марр, на основании палеонтологического анализа соответственного материала, установил, что термин «город» представляет, преимущественно у индоевропейцев, исключительно двуплеменное образование: в одном мире сал-бсрскос (тап-бсрскос) — так у римлян, греков и др., в другом мире сал ггонскос, — так у армян, русских и др. (стр. 315). Анализируя латинские термины для «города» — urbs и oppidum, Н.Я.Марр пришёл к заключению, что оба эти термина первично означали одинаково «крепость», сосредоточение той или иной организации, не исключая разбойничьей по своим действиям, и «резиденцию феодала с дружиной», и «торговый пункт», и, конечно, «культовой центр». «Б первобытные эпохи соответственной обгце-cmecHHOcmUy — говорит Марр, — и тоу и другосу гг третье, гг четвёртое — одновременно, почему название города не могло нс означать также одновременно сосредоточения, “крепости”, “окружения”, “круга”, следовательно, палеонтологггческгг в ту эпоху “неба”, сбо-рггща с неизбежной для его питания меновой куплей-продажей, т. е. “торжггща — города”, а также неггзбежно названггя божества, культ которого был сосредоточен в данном городе, т. е. тотема данной племенной организации». Предположение, что город возник в условиях феодального средневековья, по Марру, такое же недоразумение, предубеждение европейской научной мысли с её ограниченностью кругозора, как и то, будто буржуазия вырабатывалась в одной средневековой Европе. «Город, — говорит Марр, — имеет свою исто-рггю с подлггнно доггсторггческггх времён, нс ггсключаюгцую ггереход-ную ступень развггтггя, когда соответственный пункт являлся одновременно и “селом” гглгг “деревней”, и “городом”, что, между прочим, отразилось гг в речгг, ггменно в налггчигг термина “село-град”, например, у армян, синонима в известной степени нашего “местечка”». «Армснггя гг Грузггя, — говорит Марр, — гг за ггсторггческггс эпохи известны развитием густой сети ггменно этих “село-градов”, “местечек”, а не городов, сосредоточения властного, органггзующе-го племени. классового образованггя…»[96]

В своих работах Марр неоднократно подчёркивает также множественность значений в яфетических языках первичного термина для названия «город». Такой, именно, характер имеет, например, абхазский Skur, наличный в основе названий абхазских городов: Dioskurias, Iskuria, SkurGa и др., то же местечка Atkuri на Куре в Грузии. Как нарицательное имя, Skur значит «населённый пункт», «селение» или «город», «страна», подобного спирантизованному виду kur, сохранившемуся в шумерском со значением «страна».9^ То же установил и Шахматов по отношению к городу Руса: «Руса-город и Руса-область».[96] [97] [98] В докладе «Из переживаний доисторического населения Европы, племенных или классовых, в русской речи и топонимике» Н.Я.Марр подчеркнул «особую организующую роль городов с доисторических времён и в связи с этим более лёгкую подвижность их строителей, их особый племенной составу как класса организатора, независимо от возглавлена, были ли они торговое объединение или военная дружина».[99]

«В связи с этим классово-племенным населением организующих городов, — читаем мы в его же статье “Чуваши-яфетиды на Волге”, -находящимся в известном враждебном или договорном отношениях с сельским населенисМу названия городов имеют иное племенное происхождение».[100] В связи с этим находится, оказывается, разность племенных слов, использованных для обозначения понятий «город» и «деревня». «Предупреждаю, — замечает при этом Марр, — о важности результатов такого подхода для этнологического вопросау да и для правильного восприятия внутреннего строя данного национального или государственного образования, но эта разность племенного, классово-племенного состава населения определённой земли, определённого района не разрушает вовсе цельности хозяйственно-культурного, в дальнейшем — государственного и национального образования. Это было показано в том же докладе на соотношениях “города” и “сёла” или городов и сёл Апеннинского полуостровау собственно на соотношениях их строителей, классово-племенных образований, именно строителей городов, и талое, собственно салов или талое, и строителей сёл, этруское или пеласгое, собственно рушое или ласое, впоследствии, по забвении различных племенных источников своего происхождения, различной племенной природы, оказавшихся в чисто классовых взаимоотношению^патршше и плебеев»[101]. Изложенные выше мысли Н.Я.Марр в той же статье иллюстрирует на анализе названий городов: Кострома, Казань, Саркел, Саратов, Харьков.

Наконец, для того чтобы ещё ближе подойти к палеонтологическому разъяснению славянского термина город, о котором мы уже знаем, что он представляет собою доиндоевропейское наследие в языках индоевропейской системы, в том числе и в славянских языках, отметим