Прощание с Византией - Алексей Величко

Долгожданный Собор был открыт папой 7 мая 1274 г., и на него он пригласил 13 королей, хотя почти все они под благовидными предлогами отклонили приглашение апостолика. Тем не менее Григорий X как ни в чем не бывало начал обсуждение вопросов повестки Собора. В первую очередь он попытался решить вопрос о новом Крестовом походе против мамелюков, и прибывшее по его приглашению татарское посольство должно было возбудить дух победы у христианских государей Запада. Папа даже сделал все для того, чтобы послытатары, пожелавшие этого, приняли Таинство Крещения в дни проведения Собора[447].

Но, увы, это ничего не дало. Для честолюбия западных государей Палестина и Сирия утратили всякое значение. В кулуарах Собора рассказывали анекдот, исходящий от Альфонсо X Кастильского. «Папа, – сказал он, – назначил меня государем Сирии и Египта. Я не хочу быть неблагодарным и, в свою очередь, провозглашаю святого отца халифом Багдадским». А посол Французского короля откровенно назвал это «пустой затеей»[448].

Итак, вопрос о Крестовом походе провалился. Зато были приняты некоторые новеллы по процедуре избрания Римского папы при вакантной или вдовствующей кафедре. Затем папа пролоббировал признание Рудольфа Габсбургского (1273—1291) императором Западной империи и издал несколько актов, запрещающих войну в Европе между христианскими государями – вот это действительно была безнадежная затея. Теперь оставался главный вопрос – об унии с Восточной церковью.

Поскольку у мыса Малея один из кораблей греческого посольства затонул, прибывшая делегация из Константинополя была представлена не так пышно, как того хотелось Византийскому императору. Однако папу ждало радостное событие: послы императора привезли послание, в котором от имени императора, 50 митрополитов и более 500 епископов Восточной церкви признавалось первенство Римского епископа, как преемника апостола Петра[449].

Понятно, что латинские участники Собора радостно приветствовали византийцев, провели объединительное богослужение, часть которого служилась на греческом языке, и пригласили спеть Символ Веры в редакции Filioque. Однако Никейский митрополит вдруг замолчал на этом месте, будто не запомнил слов. Зачитали послание от имени императора и его сына Андроника, в котором они признавали примат Римской церкви, называли папу «первосвященником и государем Кафолической церкви», «Вселенским папой» и «отцом всех христиан». В качестве обратного доброго шага цари просили разрешить использовать византийцами ту редакцию Символа Веры, которая для них ближе и традиционнее[450]. Несмотря на пышные выражения, по существу послание не затрагивало основных вопросов в той редакции, которая была удобна для Римской курии.

Папе были переданы и требования греков, на которых они согласны заключить унию: в первую очередь устроить мир между Византией и Карлом Анжуйским с той оговоркой, что это необходимо для участия византийцев в новом Крестовом походе. Иными словами, это была не столько просьба о помощи, сколько разумная оговорка не распылять силы в междоусобной борьбе, когда впереди войны с мусульманами. Кроме этого, понтифику поручили заботы о судьбе царских детей, чтобы те могли вступить в браки с представителями западных королевских семей. Далее понтифика обязали отказать в приеме мятежным вассалам Византийского императора и, наконец, от него потребовали признать права Михаила VIII Палеолога на царский трон[451].

Послание от епископов Восточной церкви содержало еще более туманные позиции. Нет, конечно, архиереи признавали заслуги Римской церкви, но дальше этого не шли. И их цветастые выражения никоим образом не приближали понтифика к желанной цели.

Чтобы снять гнетущую тишину после прочтения этих документов, Георгий Акрополит от имени Византийского царя поклялся принять латинский Символ Веры, отказаться от «схизмы» и признать латинские догматы единственно верными. Но когда папа Григорий X попросил предоставить письменную копию этой клятвы, Акрополит ответил, что та погибла во время шторма. Пришлось довольствоваться тем, что есть.

Все равно папа торжествовал и объявил, что «греки свободно и без всяких временных расчетов покорились Апостольской кафедре, а теперь явились засвидетельствовать ему свою покорность». Посчитав, будто одержал решительную победу, Григорий X отпустил посольство в Константинополь, письменно поддержав императора в его начинаниях и рекомендовав царю Андронику во всем следовать примеру отца. По форме, официально, уния состоялась, но только по форме, о чем папа еще не догадывался. А Филиппу III Французскому и Карлу Анжуйскому апостолик объявил, чтобы те продлили срок действия перемирия с Византией еще на 1 год, начиная с мая 1275 г. В завершение Собора, 6 июля 1274 г. Римский епископ провел торжественное совещание, посвященное объединению Церквей.

Выслушав отчет посольства, Михаил VIII Палеолог имел все основания считать свою политику успешной: он вновь получил важную отсрочку (почти 2летнюю!) от нападения Карла Анжуйского и, кроме того, добился признания Римом своего статуса. Теперь никто не мог сомневаться в его самодержавности и полномочиях как Византийского императора[452].

Вместе с тем, понимая, что продолжение униальной церковной политики и рецепирование Лионских решений могут привести к бунту в столице, василевс решил сыграть на временных проволочках и мелких уступках, не отдавая Риму главного – независимости Восточной церкви. Лионская уния стала величайшей дипломатической победой Михаила VIII Палеолога, хотя его позиция прочно основывалась на той линии отношений с Римской церковью, которую проводили еще блистательные Ласкариды[453].

Зато Лионские соглашения стали крахом надежд Сицилийского короля. Дела Анжуйца шли далеко не так успешно, как бы ему хотелось. В октябре 1274 г. его войска потерпели урон в войне с Генуей, а положение в Пьемонте становилось совершенно плачевным. Осенью 1275 г. сенешаль сицилийца Филипп Лагонесс был разбит итальянцами и вынужденно отступил – после этого из владений Карла Анжуйского в Пьемонте остались только три изолированных небольших города. Кроме всего прочего, Карлу пришлось молча взирать на то, как византийцы, пользуясь тем, что папа запретил сицилийцам воевать с ними, деятельно принялись отвоевывать Албанию и Балканы от сербов, болгар и венгров.