Рассеиваясь, как свет. Призрачная красота - С. К. Ренсом

– Я не собираюсь жить такой жизнью и не могу придумать более поэтичного места для того, чтобы умереть, а ты? Особенно теперь, когда я могла бы сделать столько добра. Ты проиграла, Алекс. Ты проиграла! – Она улыбнулась мне в последний раз и, резко отклонившись назад, начала падать в пустоту.

Дальше все произошло мгновенно. Я попыталась было броситься вперед, но Вероника вдруг сжала мою руку, как в тисках. Другую руку она стремительно выбросила вперед и схватила Кэтрин за ногу, не дав ей упасть назад, в тот самый миг, когда Кэллум и Оливия вновь оказались на галерее. Я ничего не могла понять. Вероника держала Кэтрин за лодыжку, и та висела вниз головой над полом, находящимся в двухстах футах внизу, на не успевших соскользнуть с перил коленях и ругалась:

– Отпусти меня, старая дура, отпусти меня!

Произнося каждое слово, она пинала Веронику свободной ногой, но это получалось у нее плохо. Вероника не выказывала никаких эмоций, только сжимала лодыжку Кэтрин еще крепче. Но та уже поняла, что ей нужно делать. Схватившись за перила руками, она начала подтягивать свое тело вверх. Совсем скоро она сможет пнуть Веронику в лицо, и вряд ли та сумеет не прореагировать на это.

Мое запястье невыносимо болело. Амулет раскалился докрасна, и я чуяла, как под ним горит кожа, но я не могла отпустить руку Зависшей. Волна искр уже почти дошла до меня, кольцо из сыплющихся искр, образующих блистающую завесу, вот-вот должно было замкнуться.

Я видела, как за спиной Вероники Кэллум борется с Оливией.

– Скорее! – крикнула я так громко, как только могла. – Встань в цепочку! Я не знаю, как долго еще продержится амулет!

Кэллум резко вскинул голову и в ужасе посмотрел на меня. Но, едва он отвлекся, Оливия вырвалась у него из рук. Однако на сей раз она кинулась не к двери, а к Кэтрин. Та попыталась было пнуть Веронику в лицо, но тут на нее набросилась Оливия. Кэллум тоже ринулся вперед как раз в то мгновение, когда волна искр начала пожирать Джесси, Зависшую, стоящую справа от меня.

– Сейчас! – истошно завопила я. – Становись сейчас, или будет поздно!

Что бы Оливия ни делала с Кэтрин, это давало результат – тело той вдруг обмякло. Но из-за этого она разжала руки, цеплявшиеся за перила, ее стало тяжелее держать, и Вероника, все еще не реагирующая на происходящее, явно начинала слабеть. Лодыжка Кэтрин постепенно выскальзывала из одной ее руки, но другая продолжала держать меня на месте. Зависшая по имени Джесси схлопнулась, превратившись в сетку из искр, которые тут же образовали на полу еще одну светящуюся лужицу, слившуюся с остальными. Как только Джесси исчезла, искры побежали по моей кисти к амулету. Кэллум все еще пытался справиться с Оливией и затащить ее обратно на галерею. Когда искры охватили мою правую кисть, я провела ее ладонью по перилам и коснулась окаменевших пальцев Вероники. Искры побежали и по ней.

– Кэллум, прости меня, я пыталась. Я люблю тебя. – Я хотела сказать это спокойно, но меня все больше охватывала паника, и в итоге получился только визгливый крик. Кэллум снова взглянул на меня, и на его лице были написаны смятение и ужас – он видел, как по моим рукам бегут вверх потоки искр. Но у меня еще оставался один-единственный шанс, последний шанс, последняя возможность освободить Кэллума и Оливию. Я мысленно послала такой мощный заряд энергии, какой только могла, направив всю силу из амулета прямо на них. Сила вырвалась из меня, как дикий зверь, но амулет вдруг издал жуткий треск, и всю мою руку до плеча, точно ножом, пронизала боль. Искры больше не катились подобно волне, они, словно молния, пронзили сначала меня, потом Веронику, потом Оливию и Кэтрин, которые по-прежнему, сцепившись, висели над пустотой, и наконец Кэллума. Почти одновременно эти искры пожрали их всех, и в моей памяти осталось лицо Кэллума, лицо, которое я любила, искаженное болью и скрывающееся за образуемой искрами пылающей стеной. То, что было Вероникой, повалилось назад, искрящаяся фигура Кэтрин рухнула вниз, туда, где находился далекий-далекий пол, вслед за нею туда же полетела и ставшая искрами Оливия. Кэллум потянулся ко мне прежде, чем превратился в свет. Когда он исчез, его плащ свалился на пол галереи, и этот тупой звук показался мне громким во внезапно наступившем безмолвии собора.

– Кэллум! Нет! Пожалуйста, не уходи! – крикнула я, глядя на мягкое сияние нескончаемо сыплющихся искр. Кисти моих рук все еще искрились, запястье жгла адская боль. Я попыталась шагнуть к тому месту, где только что был он, найти оставшиеся от него искры, но стоило мне сдвинуться с места, как у меня подкосились ноги. Падая, я вытянула руку как можно дальше вперед и схватила частицу света. Я держала эту частицу в руке и у меня было такое чувство, будто по моей ладони перекатывается ртуть. Вокруг меня мириады мерцающих искр сыпались в пустое пространство собора, их круг наконец замкнулся, и теперь они были везде, как будто кто-то подвесил повсюду тысячи и тысячи световых гирлянд, сверкающих, мерцающих и, крутясь, медленно опускающихся на пол где-то далеко внизу. Стояла неимоверная тишина, и единственным движением в ней было медленное падение искр. Я не хотела выпускать из сжатой в кулак руки последней частицы Кэллума, мне хотелось, чтобы часть его оставалась со мной, пока я буду умирать, но свет в моей руке ослаблял ее, и как я ни старалась, я не могла его удержать; он проскользнул между моими пальцами и слился с мерцающей лужицей на полу галереи. Когда упала последняя его капля, все вокруг вдруг завибрировало, и по галерее прокатилась волна энергии. Амулет страшно затрещал, как будто кто-то разрывал металл, и его прекрасный камень раскололся надвое. На секунду мерцающие искры стали голубыми и зелеными, прежде чем все запылало так ярко, что стало невозможно на это смотреть. И я уже не увидела, а только почувствовала внезапный взрыв. Ослепительный свет вмиг сменился кромешной тьмой, и я вдруг осознала, что вою от боли, когда меня поглотила еще одна волна, но уже совершенно иная.

* * *

Я очнулась на тускло освещенной пустой галерее, не имея ни малейшего представления о том, сколько времени я здесь лежу. Нигде не осталось никаких следов ни блистающего потока искр, ни Зависших, ни их плащей. Боль в моем запястье была невыносимой, так что я даже не сразу решилась на него взглянуть. Я была жива, но амулет исчез, оставив после себя ужасный ожог, и я понимала, что не смогу увидеть Зависших, даже если кто-то из них и остался прозябать в их жутком мирке.

Я осторожно пошевелила ногами и обнаружила, что, если не считать боли в правом запястье, у меня вроде бы больше ничего не болит. Глубоко вздохнув, я села, держась за перила левой рукой, и посмотрела вниз. Я явственно помнила, как Кэтрин рухнула в пустоту, но на мозаичном полу собора не было видно ее мертвого тела. Как не было видно и Вероники. Вероятно, она уже пришла в себя и сошла по лестнице вниз? Однако это представлялось мне маловероятным.

Сумрак собора еще пронзали тусклые лучи вечернего солнца, и было видно, как в воздухе, медленно кружась, парят пылинки. Казалось, что здесь ничего не произошло и все продолжает идти своим чередом. Мне хотелось опуститься на каменную скамью и заплакать от чудовищной несправедливости того, что сейчас видели эти стены. У меня в голове не укладывалось, что Кэтрин предпочла умереть, так и не помогши Зависшим снова начать жить. Какой эгоизм! Я почувствовала, как на глаза опять наворачиваются слезы, когда перед моим мысленным взором встала картина последних мгновений Кэллума. Я знала, что это воспоминание навсегда отпечаталось в моем мозгу и никогда, никогда меня не покинет.