Катакомбы военного спуска - Ирина Лобусова

– Откуда у него может быть информация о большевиках?

– Зайдер ушлый. У него везде свои люди. Мне всегда это в нем нравилось.

– Ты так твердо веришь Зайдеру?

– Я никому не верю. Но другого выхода у нас нет. Так вот. Зорик поможет нам безопасно выйти, если что-то пойдет не так. Я специально вызвал его в Одессу.

– Хорошо, – кивнула Таня, улыбнувшись Вальдману, который не спускал с нее глаз.

– Ты не передумала, сестренка? Может, останешься на тапках? Зачем тебе этот гембель на уши? Может, не пойдешь?

– Пойду, – кивнула Таня, – на сход я пойду с тобой. И не спрашивай больше, Туча. До конца мы с тобой. Не оставлю я тебя одного. Если судьба, так и умрем вместе.

– Да за шо говоришь! – перепугался Туча. – Даром я Зорика позвал?

– Недаром, – улыбнулась Таня, которой вдруг захотелось обнять Тучу. – Я люблю тебя, Туча. Люблю тебя, мой брат.

– Да я за тебя… И в огонь, и в воду… – Глаза Тучи увлажнились. – Ты только скажи, Танюш.

– До конца, – внезапно Таня почувствовала страшную, навалившуюся на нее усталость, – до конца. Мы с тобой, Туча, будем до конца.

После ухода Тучи и Вальдмана Таня помыла чайные чашки и прилегла на диван. Стало холодно. Ее начал бить озноб. Неожиданный звонок в дверь заставил ее подскочить с дивана. Безумная надежда, от которой сердце рухнуло вниз…

Таня открыла дверь и не поверила своим глазам. На пороге стоял племянник Тучи Вальдман. В руках он держал роскошный, просто огромный букет ярко-алых роз.

– Вот. Это вам, – Вальдман протянул розы Тане, – я не привык приходить в гости к женщине с пустыми руками. Я видел в вазе у вас розы. Значит, вы любите такие цветы. Это вам.

Дрожащими руками Таня взяла букет, уронила лицо в ароматные лепестки, чувствуя, как кружится у нее голова.

– Вы разрешите пригласить вас в кино? Когда все это закончится? Мне очень хотелось бы сходить куда-нибудь с вами. Вы позволите? – Вальдман смотрел на нее умоляюще, и Таня вдруг подумала, что у него очень красивые глаза. Это снова было дыхание жизни. Все в душе встрепенулось. Почему же не дать шанс?

– Да, – Таня улыбнулась, – ну конечно же да!

Вальдман галантно поцеловал ей руку и ушел. В комнате Таня поставила цветы в вазу. Легла на диван, завернувшись в шаль, и закрыла глаза.

Тане снился странный сон. Она бредет по катакомбам, не разбирая дороги. В ее руке дрожит пламя тоненькой зажженной свечи, освещая бесконечную пустыню желтых камней. Она идет медленно, испытывая небывалое ощущение страха. Лабиринт манит ее, но из этого лабиринта нужно выбраться любой ценой.

Вдалеке послышались голоса, но вместо того, чтобы идти на звук, Таня стремилась как можно дальше уйти от них, спрятаться, раствориться в бесконечности этих желтых стен. Голоса навевали тоску – не ужас, а холодное, серое чувство, которое в определенные моменты жизни бывает страшней самого глубокого и эмоционального горя. Тоска, медленно обволакивая все пылью, дымкой, словно серой слизью, отнимает радость жизни по крупицам, высасывает ее из души, как вампиры пьют кровь. Горе можно оплакать, пережить. Тоску – нет. Таня испытывала тоску.

Дополнением тоски была страшная усталость. Именно там, в этом сне, усталость наваливалась на нее, нарастая, как снежный ком. Усталость от всего – от людей, жизни, голосов, движений. Только желтые камни бесконечного лабиринта давали силы пережить усталость, вместе с тоской окрасившую все вокруг в серый цвет. Таня испугалась прямо во сне.

Она всегда не любила катакомбы, боялась их и никогда не понимала. И вдруг катакомбы пришли к ней во сне успокоением, словно предвестником какого-то зловещего покоя! Тане было страшно.

Потом что-то произошло. Вдруг раздался шум. Был он чем-то похож на отдаленные раскаты грома, и Таня страшно поразилась – откуда здесь, в катакомбах, вдруг взялся гром?

Поначалу это были действительно отдаленные раскаты, которые становились все громче и громче. Затем они стали стремительно нарастать. Камни зашатались. Таня побежала. Катакомбы стали рушиться прямо на ее глазах. Грохот. Страшный грохот, как будто звук взрыва, вдруг заполнил все пространство вокруг, захватил весь окружающий мир…

Таня закричала, протянула руки вперед, пытаясь оградить себя от этого ужаса. Камни летели со всех сторон. Таня все кричала и кричала, а мир ее навсегда рушился, разрушая все вокруг, в том числе и ее саму, погребая под острыми желтыми обломками…

– Мамочка, холодно! Закрой окно!

– Сейчас, солнышко, – Таня спрыгнула с дивана, быстро пробежала комнату и захлопнула окно, даже задвинула защелку. – Вот так, котенок! Теперь хорошо!

Наташа села в кроватке, заливаясь звонким, как колокольчик, смехом.

– Мамочка, а давай поиграем в прятки! Когда ты меня найдешь, ты пойдешь со мной!

– Да я тебя и не теряла, солнышко, – Таня улыбнулась, протягивая руки к дочке, – я ведь всегда с тобой. Конечно пойду… Куда только ты скажешь…

Дверь комнаты отворилась. В комнату вошла бабушка Тани. И, пройдя к кроватке, подхватила Наташу на руки.

– Таточка, надень туфли. Ты простудишься. Пол холодный. Сколько можно тебе говорить, чтоб ты не ходила босиком…

Наташа, продолжая смеяться, обеими руками обняла шею бабушки, прижалась к ней. Сердце Тани готово было выпрыгнуть из груди от счастья.

Подхватив Наташу покрепче, бабушка вышла из комнаты. На пороге появилась Лиза, кутаясь в белую шаль.

– Я чай заварила, твой любимый, с ромашкой… – голос ее был тихий-тихий, как шелест бумаги, – разве ты забыла? Тебя Гека ждет!

Гека… Охнув, Таня устремилась из комнаты и, пробежав бесконечно длинный коридор коммунальной квартиры, распахнула дверь в огромную ослепительно-яркую комнату, залитую солнечным светом, стены которой были белыми.

– Извини, я опоздала, – запыхавшись, Таня подбежала к Геке, – я так долго к тебе шла…

– Ты же знаешь, я готов ждать тебя вечно! – Гека улыбался так лучезарно, а в глазах плясали яркие, добродушные искры – чертики его ослепительных глаз. У Тани перехватило дыхание. Как же не хватало ей этих глаз! Сколько она искала глаза с такими искрами, от которых бесконечно хотелось жить!

Сердце Тани разрывалось от боли. Вот он здесь, рядом, ее Гека, ее единственный друг, и единственный мужчина, который ее любил. Сколько же дорог исходила она в поисках этой любви, не понимая, что она всегда была рядом! Она была настоящей – без красивых слов, но согревающая теплом рук, без правил, но с ослепительными искрами в глазах…

– Я пойду с тобой, – Таня протянула руки вперед, пытаясь ухватить Геку, словно ускользающую тень, – я уйду с тобой, куда ты скажешь. Любовь моя… Моя единственная любовь.

Гека улыбался, он выглядел бесконечно счастливым, и в этой улыбке растворялась вся ее боль, похожая на острый шип занозы, вдруг извлеченный на поверхность. И легкость этого освобождения поднимала над землей с такой силой, что хотелось кричать.