Да не судимы будете. Дневники и воспоминания члена политбюро ЦК КПСС - Петр Шелест

Становится одно ясным, что идет большой замысел, Брежнев и Подгорный намереваются устранить Хрущева от руководства. Но сильно боятся этого шага, тем более что он основывается на трусости и беспринципности, на жажде власти, вот и ищут опору, при этом возлагают большие надежды на партийную организацию Украины и, в частности, на мои с ними действия. И все же пока со мной ведут не совсем откровенный разговор, боятся. Но уже на этом этапе я с ними зашел очень далеко.

Во время моего пребывания в Крыму я несколько раз встречался с Брежневым и Подгорным, на одной из этих встреч условились, что для встречи и разговора с партийными работниками и хозяйственниками надо нам втроем выехать в Крымскую область. Мне было поручено подготовить маршрут и встречу с людьми. Я все время ходил под каким-то гнетом, все рассуждал сам с собой, к чему может привести вся эта «затея» и чем она может кончиться?

Прошло несколько дней, и я сообщил, что маршрут разработан. Посетим симферопольские птицефабрики, колхозы «Дружба народов» и «Россия» и один совхоз, посмотрим поля и хозяйства, благоустройство сел, побеседуем с народом. Когда я об этом сообщил Подгорному, он ответил, что нам втроем ехать незачем, это может вызвать подозрение. Поездка моя с Брежневым не вызовет никаких сомнений, Брежнев не знает хозяйств Крымской области, я его сопровождаю, вот и все. Откровенно говоря, мне это не понравилось и несколько насторожило. Но делать нечего — поехал с Брежневым. С нами был секретарь Крымского обкома партии Лутак. Осмотрели птицефабрики, поговорили с народом. Брежнев все время рисовался, зарабатывая себе «авторитет», иногда задавал недоуменные вопросы: как поставлена оплата труда, почему не хватает кормов и что, мол, проработка записок Н. С. Хрущева по сельскому хозяйству «не может вывести сельское хозяйство из трудных условий»? Все это говорилось с какой-то «многозначительностью», но реакция людей была довольно сдержанной. Брежнев, обращаясь ко мне, спрашивал, почему люди молчат. Я ему отвечал: «А что бы ты сказал на эти вопросы, когда мы все поддерживаем мероприятия, выдвинутые Хрущевым?» В таких случаях он просто замыкался.

Затем посетили колхоз «Дружба народов», председатель Егудин, и колхоз «Россия», председатель Переверзев. Оба эти хозяйства многоотраслевые, они выращивают зерно, технические культуры, развито животноводство, много гектаров под виноградом и садами, большие участки орошения от местных скважин. Свои перерабатывающие заводы, виноград, овощи, фрукты. Идет большое строительство жилых массивов городского типа с бытовым благоустройством и общественными зданиями. Хозяйства отличные, образцовые. На свой страх и риск построенные, отступая от наших «наставлений и инструкций». Они все выслушивают, не возражают и все делают по-своему. Ознакомились со всем комплексом, по ходу дела завязалась беседа. Брежнев все время допрашивал, что нужно для ведения хозяйства. Долго молчали председатели, секретарь обкома и секретарь райкома, все время поглядывали на меня. Когда я сказал, что смело высказывайте все, что вы думаете, тогда заговорили, прежде всего о материально-техническом обеспечении колхозов и совхозов — тракторами, разным сельхозинвентарем. У колхозов деньги имеются, а купить материалы, сельхозмашины, автомобили и запасные части негде. Посетили еще один совхоз — «Жовтень». Хозяйство специализировалось на откорме крупного рогатого скота. Тоже много жалоб на те же проблемы, что и в колхозах, но добавляют, что в совхозах и денег нет.

После осмотра хозяйств поехали обедать в хозяйство Егудина, обед был на открытом воздухе, в саду. Когда немного подвыпили, а Брежнев к этому времени уже изрядно, он сразу же завел «разговор», как они, присутствующие, смотрят на раздел обкомов и облисполкомов на городские и сельские? Долго все уходили от прямого ответа, затем Егудин сказал, что им все равно, лишь бы нам не мешали руководить, меньше вмешивались в наши дела и обеспечивали бы нас всем необходимым за наши же деньги. Брежнев продолжал разговор по поводу двух обкомов. Тогда многие присутствующие заявили: «Вы решали вопросы реорганизации партийных, советских и хозяйственных органов, вы и решайте, как дальше быть».

Брежнева такой ответ несколько насторожил, он полагал, что начнется открытое осуждение Хрущева по многим вопросам, так как он в довольно осторожной форме давал в разговоре понять, что Хрущев не во всем, мол, прав и далеко не все знает. Одним словом, разговора на эту «нужную» для Брежнева тему не состоялось.

Поздно вечером мы с Брежневым возвратились к себе на дачи. По дороге он неоднократно затрагивал вопрос, почему «люди молчат». Я ответил: «А почему вы в центре молчите, если считаете, что делается не так?» Он с некоторым раздражением ответил: «Пойди поговори». Чувствовалось, что самой поездкой и ознакомлением с хозяйствами он остался доволен, но досадовал, что не состоялось «прямого и откровенного» разговора.

Через некоторое время мы решили встретиться втроем с О. Иващенко и И. Сениным, которые в это время отдыхали на даче в Алуште. Решили приехать внезапно, вроде бы мимоходом проведать их. Так и вышло, когда Брежнев, Подгорный и я появились на даче. Иващенко «напустилась» на меня, почему я не предупредил их о нашем приезде — «случайный заезд» сошел за действительность. Погуляли немного в парке. Брежнев все время стремился уединиться с Иващенко. Но, видно, что у него ничего не получалось, и Подгорный над ним подтрунивал. К обеду на дачу прибыл зять Хрущева Гонтарь и его супруга Юля, дочь Н. С. Хрущева. Тут «Леня» совсем растерялся и начал настаивать на том, чтобы мы срочно уехали. Подгорный и я уговорили его остаться на обед. Больше Брежнев не затевал разговора с Иващенко, тем более с Сениным, но зато за обедом провозгласил тост за здоровье Никиты Сергеевича. Вот этого я уж никак не ожидал.

По дороге домой Подгорный спросил Брежнева: «Ну как, Леня, поговорил с Ольгой?» В ответ он только буркнул: «Вот проклятая баба».

Еще несколько раз мы собирались по «делу» — как теперь именовался наш разговор по поводу действий Н. С. Хрущева. Я получил прямое задание провести зондаж по «делу» с членами ЦК КПСС по разным вопросам, в том числе и по вопросам «дела». За время отпуска я девять дней был в Москве и четыре дня в Киеве. И все время был в большом напряжении.

Август 1964 года. 7 августа закончился отпуск, прошел он удовлетворительно, хотя много было и остается причин, чтобы волноваться, нервничать и быть неуверенным даже в завтрашнем дне в связи со сложившимися обстоятельствами и ситуацией вокруг «дела», связанного с Н. С. Хрущевым. Самому мне надо иметь большую выдержку, чтобы все это переварить, «осмыслить», пережить, но конец этому напряжению должен быть. Трагедия еще в том, что к Брежневу отношусь с некоторым недоверием, слишком он «легкий» человек. Верю Подгорному, очевидно, поэтому и пошел на это довольно рискованное и серьезное «дело». Узел завязан, и развязать его, очевидно, не удастся, придется рубить. Но при рубке не только щепки летят, может и голова слететь.

Из Крыма возвращался машиной, побывал в Запорожской, Днепропетровской, Харьковской и Полтавской областях. Везде вел разговоры по хозяйству, но осторожно затрагивал вопросы и по «делу». Реакция была разная. Но особая реакция была в Днепропетровской области. Здесь я на реке Волчьей под Новомосковском встретился со Щербицким, в пределах допустимого проинформировал его о ситуации, которая складывается вокруг Н. С. Хрущева. Он воспринял это с особым злорадством, но и с большой трусостью, ведь по своей натуре он очень трусливый человек.