Жизнь и труды Клаузевица - Андрей Снесарев

В дальнейшем из этой двойной «триады» Клаузевица исследователи стратегии вывели концепцию тринитарности правительства, армии и народа как фундаментального аналитического подхода к изучению войны. Это побудило названных выше Джона Кигана и Мартина ван Кревельда из-за появления по окончании холодной войны новых внутригосударственных войн признать Клаузевица устаревшим: в войнах между мятежниками и правительственными войсками эту тройственность применить нельзя. Однако и раньше благодаря мобилизации всего населения в ходе тотальных войн XX в. нельзя было говорить о различии между народом и армией.

Но, как мы видим, эта вторая «триада» явилась для Клаузевица лишь сопутствующим размышлением. По-настоящему важным для него было своеобразное магнитное поле, образующееся в результате тяготения по трем направлениям: насилие — ненависть — вражда, вероятность — случайность и политическая цель, между которыми война, подобно металлу, колеблется во взвешенном состоянии. Другими словами, здесь Клаузевиц дает описание потенциала любой войны. При этом степень эскалации насилия зависит от того, насколько пламенеют чувства людей, каково соотношение между политическими ограничениями, противодействующими этому, и политическими целями, поддерживающими эту эскалацию; соответствуют или нет действительным вызовам войны способности и отвага полководца и вооруженных сил, их обеспечение, их доктрина и уровень подготовки. Так выглядят эти три переменные, являясь аналитическим инструментарием для понимания действительной войны.

Наряду с этими социально-философскими подходами Клаузевиц оставил нам и важные практические выводы. Одним из них является важность определения у противника центра тяжести, который должен подвергнуться поражению. Для ранних частей книги «О войне» характерно, что Клаузевиц в стиле Наполеона понимал под этим объектом основные силы армии противника. В частях книги, подвергшихся переработке, признается психологическое измерение войны, при этом основным объектом поражения может выступать столица врага, которую необходимо занять, или же вообще руководящее лицо у противника, включая вождя герильеров, которых следует уничтожить (Часть восьмая, глава 4).

Если цель состоит в подавлении воли противника, то будет также верным угрожать неприемлемым до крайности ухудшением его положения (Часть первая, главы 1.3 и 1.4). В данном случае Клаузевиц выступает предтечей концепции эскалации угроз, которая стала важным элементом стратегической мысли Запада, особенно в ядерную эпоху. Тем не менее эта концепция применима ко всем другим формам войны, особенно в связи с процессом торга, который Клаузевиц находил во многом аналогичным войне. Такая угроза, по Клаузевицу, должна всегда сопровождаться готовностью сделать ее реальной, как, например, кредит выдается только если есть готовность выплатить его. Блеф при этом недопустим, поскольку кто-нибудь сможет это выявить. Как сформулировал во второй половине XX в. французский дипломат и знаток Клаузевица Франсуа де Роз, устрашение есть продукт угрозы и ее правдоподобия[409]. Если убедительность однажды достигла нулевой отметки, даже самая жесткая угроза не сможет поколебать волю противника.

Другой очень важный практический результат учения Клаузевица, особо почитаемый военными и лицами, осуществляющими оборонное планирование, заключается в признании наличия трения. Это позволяет провести различия между прекрасными планами на бумаге и реальной действительностью, когда далеко не все функционирует так, как запланировано. Клаузевиц категоричен в том, что действительность войны отличается от красивых бумажных планов так же, как плавание в воде отличается от обучения плаванию на суше (Часть первая, глава 7). Трения, включающие в себя случайность, погоду, климат, ландшафт, изобилие других непредвиденных «данных», создает хаос на театре войны. Поэтому «…все действия ведутся до известной степени в полумраке; к тому же последний нередко, подобно туману или лунному освещению, создает иллюзию преувеличенного объема и причудливых очертаний»[410]. Такой вывод отразился в профессиональном языке американских военных, у которых в ходу выражение Клаузевица «туман войны». Неразбериха может наглядно проявляться и в том, что военные операции и сегодня, в информационную эпоху, отличаются от предшествующих им надуманных планов.

Насколько важен труд «О воине» в начале XXI века?

Незаконченная книга Клаузевица «О войне» не лишена слабых мест потому, что ее автор рано умер от холеры, поэтому же и проявляются противоречия и несогласованности между ее ранней и поздней частями. Но есть и иные слабости. В наше время существуют разновидности войны, которые в этой книге не описаны, например, партизанская война (хотя Клаузевиц читал лекции о ней в Военной академии). То же можно сказать и о проблемах снабжения (тем не менее, многие из них он заметил во время войны 1812 года). Клаузевиц никогда не занимался проблемами морской войны и в отличие от Вобана или Шарнгорста вообще не интересовался характерными для своего времени технологиями создания оружия и укреплений. (Все же это следует оценить положительно, так как технологии устаревают быстрее всего, а произведения Вобана или Шарнгорста сегодня представляют интерес лишь с исторической точки зрения.) В любом случае Клаузевицу не довелось увидеть существенных прорывов в истории техники, которые вскоре после его смерти сильно изменили картину войны вследствие появления железных дорог и телеграфа, небывалого усиления силы взрывчатых веществ, вплоть до появления ядерного оружия, а также резкого расширения масштабов полей сражений, распространившихся на целые континенты.

Клаузевиц не предполагал, что идеологические установки придадут устрашению новую градацию, и приведут (как фашизм и национал-социализм) к намеренным массовым убийствам гражданских лиц. Геноцид не стал частью идейного наследия Клаузевица, что свидетельствует в его пользу. Слова «терроризм» не найти в книге «О войне». После эпохи Клаузевица имели место и войны, которые действительно не были инструментом продуманной, внутренне логичной политики, что было характерно для ведения Германией мировых войн. Это были войны, начавшиеся в условиях отсутствия ясной политической цели, когда запутавшееся руководство, развращенное военной действительностью, находило все новые цели, в то время как война шла уже полным ходом, когда главной побудительной силой войны была милитаристская культура, подчинившая себе войну. Вместе с тем это не означает, что за каждым применением насилия всегда должна была стоять разумная политическая цель, это лишь означает, что наш мнимый западный рационализм вовсе не является универсальным феноменом.

В целом же лишь немногие идеи Клаузевица, тем более в сфере человеческих социальных отношений, можно считать устаревшими благодаря дальнейшему развитию действительности, и многие из его проницательных выводов время не затронуло. Особую ценность представляет понимание войны (у) как функции (f), возникающей в результате действия различных, оказывающих влияние друг на друга переменных (x1, х2, х3… хn), как это выразил великий математик Эйлер, бывший для Клаузевица идеалом. Важнейшие переменные, определенные Клаузевицем — в особенности триада насилие — ненависть — вражда, случайность — вероятность и политическая цель, а также его главная дефиниция войны как борьба двух волевых начал, — представляют собой ту скалу, на которой многие мыслители с тех пор сознательно или неосознанно строили свои теории стратегии и международных отношений.