Погружение в отражение - Мария Воронова

Ирина выгнала Лестовского из кабинета.

– Пожалуйста, скажите товарищам из отделения милиции, что пора начинать оперативные мероприятия, – глухо сказала она милиционеру, – мальчик был ключевым свидетелем в нашем деле, и то, что он исчез накануне дачи показаний, не может быть простой случайностью.

Милиционер умчался, а она встала и налила себе еще воды. Сердце колотилось, во рту пересохло. Человек погиб, потому что она опоздала, сообразила слишком поздно.

Теперь нет у нее другого выхода, кроме как дойти до конца.

Быстро напечатав постановление, в котором наверняка наделала ошибок от волнения, Ирина растерялась. Парня нет, опрашивать некого. Можно сворачивать на сегодня и отправлять Еремеева к врачу. Завтра с утра показания невролога, прения и приговор. Хорошо бы Алла вообще отказалась от обвинений в свете новых обстоятельств, но она не возьмет на себя такую ответственность. Придется решать, а как? Владлен Трофимович станет артачиться до последнего, да и у нее нет полной уверенности.

Вдруг все вранье? Вера Ивановна закрутила с Сухофруктом, и… И что? Трюк с сушками Ирина придумала сама, спонтанно, но с другой стороны, откуда у деда такие глубокие познания в медицине? С ходу заметил симптом, с ходу определил болезнь. Он ведь шофер на «Скорой», а не врач.

Непонятно.

А сам Еремеев? Это каким надо быть идиотом, чтобы молчать о своем физическом недостатке, который обеспечивает алиби? Ладно, Ижевский тоже не светоч разума, он думал, что сумеет так прикопать увечье в деле, что оно никогда не всплывет, и ведь получилось почти, только Алексей Ильич общался не с одним лишь следователем. Он был на стационарной экспертизе, где, кстати, в обязательном порядке проводится неврологический осмотр. Почему невропатолог не поставил диагноз? Или поставил, просто никто не прочитал его заключение?

Она стала лихорадочно листать дело. Да, так и есть. Посттравматическая нейропатия срединного нерва. Но кому это интересно, у всех, в том числе у нее самой, глаза съезжают сразу на заключение комплексной стационарной судебно-психиатрической экспертизы. Главное – есть вывод, так зачем утомлять себя мелкими деталями?

Да и прочитай она этот диагноз раньше, что бы изменилось? Нейропатия в понимании обывателя – это болезнь несерьезная, вроде радикулита или отложения солей, недуг для лентяев. И где там этот срединный нерв? Надо думать, в середине организма. Главное, вменяемый Алексей Ильич или нет, а где там у него покалывает и побаливает – его частное дело.

Нет, если бы она сегодня воочию не убедилась, что Еремеев не может полноценно владеть рукой, то так и не сделала бы выводов.

Боже, какая дура! Невнимательная, невежественная, самонадеянная дура, халтурщица, которой нельзя доверять чужие судьбы!

Она обязана была прочитать дело полностью, буква за буквой, и прояснить для себя значение каждого термина.

Как тут не вспомнить опять Наташиного мужа, который говорит, что в медицине только двадцать процентов ошибок делаются по незнанию, а восемьдесят – по недосмотру.

Она недосмотрела. Фатальная, непростительная ошибка, а может, уже и халатность. Если бы она отнеслась к делу добросовестно, то уточнила бы еще до начала процесса симптомы нейропатии и вместо дурацкого суда направила бы ходатайство о прекращении дела. И с парнем сейчас все было бы в порядке.

Можно, конечно, катить бочку на невропатолога, что он не развернул диагноз, не указал паралич пальцев кисти, или как там правильно, нарушение функции правой кисти, не написал его красными чернилами, не обвел в рамочку с цветочками, словом, не сделал ничего для привлечения внимания судьи.

Так перед ним и задача такая не стояла! Сколько у него в день пациентов? Еле успевает всех молоточком обстучать, на изучение обстоятельств дела времени не остается, да и желания нет. Врач понятия не имел, что жертвы были задушены руками, вот и счел нейропатию несущественной.

Но тем не менее в заключении о ней написал, а судья не прочла. Вместо этого затеяла действительно цирк с сушками и считала себя очень умной. Позор!

Теперь даже приглашать доктора на свидетельское место неудобно, после того как она привлекла любвеобильного академика. Отказаться, что ли?

Нет! Невропатолог ограничился объективным осмотром, то есть постучал молоточком, и все, а академик сделает электронейромиографию, и диагноз будет доказан железобетонно.

Ирина вздохнула и взмолилась, чтобы парнишка-лжесвидетель нашелся живым и здоровым.

Этот свой профессиональный промах она будет долго еще переживать.

Она хотела идти переносить заседание на завтра, но в дверях столкнулась с возбужденной Верой Ивановной, которая потребовала заслушать очень важного свидетеля.

* * *

Лариса специально не убрала с утра постель. Когда муж ушел на работу, она снова легла под одеяло и попыталась уснуть, выключиться, чтобы не думать, что скоро Алексея приведут в суд и он станет высматривать ее в зале, не найдет, и последние его дни будут отравлены предательством любовницы.

Так хотелось видеть его и спасти, но страх пригибал, прибивал все порывы. Он заставил остаться в кровати, сжаться в комок и натянуть одеяло на голову.

Помогло ненадолго.

Лариса вскочила и пошла в ванную. Вчера, шлепнувшись на спину, она очень испугалась смерти и поняла, что никакого самоубийства совершить, конечно же, не сможет – этот путь для нее закрыт. Остается бледное, затхлое существование, отравленное чувством вины, где только в ванне под струями воды ненадолго отпускает ощущение собственной мерзости.

Она включила душ. Свет вдруг мигнул, лампочка загорелась ярче, безжалостно осветив красивый кремовый кафель, финскую сантехнику и голую женщину со злым лицом, и вдруг погасла с глухим хлопком.

Лариса оказалась в темноте.

«Услышит ли Алексей звук выстрела, прежде чем умрет?» – и больше она уже ни о чем не могла думать.

Выскочив из ванны, она прыгнула в джинсы, натянула пуловер, сапоги на босу ногу, схватила куртку и сумочку, в которую, к счастью, еще вчера сложила пленки и фотографии, думая вынести их сегодня на помойку, и понеслась в суд. Только бы успеть!

Несколько минут она промаялась под дверью, из-за которой доносились ровные и спокойные голоса. Можно ли войти без приглашения? Вдруг ее тогда выгонят и не станут слушать? А если приговор выносят прямо сию секунду?

Тут дверь распахнулась, едва не ударив ее по лбу, люди стали выходить из зала, и Лариса кинулась к адвокатессе, стараясь не смотреть на Алексея, которого уводили конвоиры.

Внимательно просмотрев фотографии и негативы, адвокат повеселела и, наказав Ларисе сидеть в коридоре, пока ее не вызовут, куда-то умчалась.

Лариса осталась одна среди посторонних людей, во взглядах которых ей чудились презрение и ненависть. Она села поплотнее на фанерную банкетку и изо всех сил вцепилась в ее края. Боялась, что страх снова завладеет ею и заставит убежать.