У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий

Как я любовался на эти веселенькие розы, колокольчики и бархатки, которые были взлелеяны китайцем в его крохотном огородике! Как я старался отвлечь свое внимание от гранат, глядя на приветливые невинные цветы, в их красивом и нежном разноцветном убранстве! Ведь красота – это улыбка и отражение вечности. А где есть спокойное, величавое, вечное, там нет места для жалких и преходящих чувств страха.

Но как же тут не бояться, когда над головою воздух с оглушительным воем рассекают гранаты?

Я прямо изнемогал от того неприятного чувства, которое называют страхом, хотя правильнее было бы его назвать страстной жаждой жизни. Я нашел какой-то могильный холм и сел позади него.

Наконец, у этой могилы я нашел себе жизнь. Этот холм мог уберечь меня только от гранат, но не от шрапнели, но возле него было все-таки как-то спокойнее. Ко мне подобрались наконец и казаки с лошадьми. С живыми людьми мне стало еще легче. Казаки поставили лошадей хвостом к китайцам и сами уселись возле меня. Их удивительное спокойствие придало мне бодрости. Мы передохнули и поплелись дальше.

Я с радостью увидел человек пять наших стрелков, которые охраняли только что взятые у китайцев два больших орудия на высоком обрыве канала, скрытые ивами и тополями.

Стрелки весело болтали между собою, рассказывали, как они шли по той стороне канала, увидали эту батарею, бросились в канал с винтовками, переплыли, взобрались на берег и так напугали китайцев, что те бежали, оставив им две пушки, ружья, палатки и мешок с огурцами.

Солдаты ели эти огурцы, похваливали их и угостили меня.

Я с удовольствием стал закусывать сочным желтым огурцом и рад был поговорить с этими неустрашимыми и неунывающими стрелками, которых заботила не шрапнель, трещавшая в лесу, а мысль о том, дадут ли им кресты за пушки.

– Митроха, – сказал один красивый молодой стрелок с острыми глазами, – подержи-ка огурец. Никак там манзюк проклятый с ружьем бродит. Дай-ка винтовку. Ага, испугался, дал тяги! Вот тебе! Чтоб не лазил!

Стрелок выстрелил.

– Готов! покатился. Больше не встанет! Весь пар вышел. Ну, Митроха, давай огурец, доем.

Стрелок сел и, как ни в чем не бывало, стал доедать вкусный огурец.

Я оглянулся. Убитый китайский солдат с ружьем выбежал из того самого лагеря, в котором я только что был. Но почему он там замешкался и не убил меня – не знаю.

Нужно было идти дальше. Через лес я пробрался к железнодорожному мосту – цели сегодняшней атаки авангарда.

Радостно мне было встретить целыми и невредимыми наших офицеров, с которыми я расстался ночью, не зная, встречу ли я их живыми утром.

Весь авангард расположился под прикрытием железнодорожной насыпи в китайских палатках. Но испытание еще не кончилось.

Зная, что русские овладели их лагерем, китайцы стали упорно бомбардировать лагерь. Чтобы как-нибудь забыться и не слышать этого свиста и грохота, я подобно страусу, спасающемуся в песке, лег в палатке и заснул. Мне казалось, что в палатке безопаснее, и этот самообман успокаивал. Через час я проснулся и почему-то вышел из палатки. На мое место прилег фельдфебель 10-го полка. Он не долго лежал. Раздался треск шрапнели, и бедный фельдфебель закричал. Осколок шрапнели раздробил ему ногу. Тогда же был контужен в голову подполковник 10-го полка Дювернуа. Ранены поручики Щербинин и Вонсович.

В 8 часов 30 минут утра все три русские колонны: полковников Анисимова, Антюкова и Ширинского были на железнодорожной насыпи. Еще французская батарея продолжала громить китайский лагерь и китайские орудия, поставленные в городе; еще китайские форты и батареи продолжали отстреливаться и посылали нам гранаты и шрапнели; еще происходила одиночная ружейная перестрелка, – но победа с этого момента была уже одержана русскими войсками. Главная часть дела была уже сделана, и участь Тяньцзина решена.

Китайские войска, видя отважное наступление русских с разных сторон, видя, что их не останавливают ни гранаты, ни пули, видя, что само небо покровительствует русским, покрывая их движение непроницаемым дымом, видя, что русские гранаты залетают в их крепости и ямыни, – пришли в ужас и смятение и решили бежать. Китайский город, огромный лагерь и все импани (форты с орудиями) – все было брошено на произвол судьбы.

Днем китайские пушки запели свою лебединую песнь: гранаты гремели, пули свистели и шрапнели трещали над новыми русскими позициями. Но китайцы в смятении стреляли куда попало и не могли определить наше расположение.

Китайские пушки стали постепенно замолкать. Китайские войска с вечера начали повальное и беспорядочное бегство из лагеря и импаней.

Вечером прикатили походные кухни, и нашим солдатам, промаявшимся целую ночь и целый день без пищи, в жаре и труде, приготовили горячий суп.

Офицеры угощали друг друга кто холодным чаем в бутылке, кто сухарем, а кто даже вином. Спать легли либо в китайских палатках, либо под открытым небом.

Ночь прошла спокойно. Уставшие войска были заменены новыми.

Атака союзников

Рано утром 30 июня, когда русские шли брать Тяньцзин с востока, союзники начали наступать с юга, в числе около 5000 человек. Тут было около 2400 японцев, под начальством генерала Фукушима; 1100 американцев с полковником Лискэм; 800 англичан Валлийского, Гонконгского и Вэйхайвэйского полков с генералом Дорвардом; 800 французов с полковником Пеллако и 130 австрийцев.

Лишь только взошло солнце – сигнал для общего наступления, 42 орудия союзников, которые были расставлены по западному фасу концессий, начали жестокую бомбардировку китайского города, занятого войсками.

Союзники двинулись. В центре шли японцы, позади них французы. На правом фланге шли англичане и американцы. На левом также англичане и американцы. Последние составляли крайние крылья наступающих войск. Китайцев-солдат Вэйхайвэйского полка англичане в бой не взяли, а поручили им только уборку раненых, вероятно, не очень доверяя преданности и храбрости этого опереточного англо-китайского полка.

Китайцы не испугались. Сидя за бойницами крепких высоких стен, окружающих квадратом город и составляющих как бы кремль Тяньцзина, скрываясь в каменных домиках, разбросанных тысячами вокруг города, они направили на двигавшиеся колонны иностранцев град ядер и пуль из скорострельных пушек, Маузеров, Винчестеров, Манлихеров и фальконетов. Китайцы знали, что если они отдадут свой город, то пощады не будет, и выбивались из последних сил, чтобы не допустить союзников до стен и ворот своего кремля. Они засыпали тучами свинцовых раскаленных пуль союзников, которые все шли по открытой болотистой равнине, не находя нигде прикрытия.

Русские уже давно заняли все полевые укрепления и стали у железной дороги перед городом, но союзники все еще не могли добраться до своей цели. Японцы все рвались вперед, хотя уже имели около 300 раненых и убитых. Американцы наскочили на две китайских пушки, которые были скрыты между развалинами в 30 саженях от них и вырывали у них людей десятками. К вечеру у них было 120 человек раненых и убитых. Американские солдаты залезли по горло в илистый ров и объявили своим офицерам, что если их командиры не умеют вести как следует свой отряд, то они сами дальше не пойдут. Так потом рассказывали в Тяньцзине.