Последняя и вечная любовь - Розмари Роджерс

Заметив эти губы, полковник покраснел и смущенно поклонился.

— Я пришел осведомиться… не нужно ли вам чего-нибудь?

— Очень любезно с вашей стороны. Вообще говоря…

Вообще говоря, ей нужно было многое. Прежде всего — бумага, перо и чернила, затем шампанское…

— Шампанское?

— Его здесь трудно достать? В гареме, знаете ли, не пьют, а я просто умираю от желания выпить глоток шампанского. Кроме того, я бы хотела нанести визит в американское посольство. Я все-таки гражданка этой страны.

Ей не слишком нравилось, что он таращился на нее своими покрасневшими глазами.

— Мы отплываем в Санкт-Петербург завтра, так что вряд ли удастся найти время…

— Полковник… — Теперь она смотрела прямо на него, вызывающе вздернув подбородок. — Я не хочу отправляться в Санкт-Петербург. Я напишу письмо его императорскому величеству, и вы можете сами доставить его, тем самым освободив и себя, и генерала Игнатьева от всякой ответственности за меня. Но вы должны понять, что у меня во Франции двое детей и мне очень хочется поскорее увидеть их.

— Мадам, я получил приказ доставить вас в Санкт-Петербург!

— Вы сможете доставить меня туда лишь в качестве пленницы — и весьма непокорной пленницы, смею вас уверить! Что вы тогда сделаете? — презрительно спросила она, наблюдая за ним. — Закуете меня в кандалы? Но я княгиня Романова и не совершила никакого преступления!

— Конечно, нет. И тем не менее вам придется отправиться в Петербург. Приказ…

— Полковник Шевченко, я не состою на службе в русской армии и отказываюсь подчиняться приказу! Можете передать это генералу Игнатьеву. А если вы боитесь, я сама могу сказать ему об этом.

Он уставился на нее так, словно не верил своим ушам. Она не желала повиноваться ему! Более того, отказывалась подчиняться распоряжениям генерала! Но он не так глуп, чтобы не справиться с этой властной дамой.

Полковник шагнул к ней и твердо сказал:

— Генерал Игнатьев поручил мне доставить вас ко двору его императорского величества, и я это сделаю, угодно вам это или нет. Так что, боюсь, это путешествие для вас неизбежно!

Внимательно следя за ним, Джинни заметила, как на виске полковника запульсировала жилка, а глаза сердито блеснули. Сейчас он походил на большого разъяренного медведя. Возможно, ей следует применить другую тактику?

Джинни вздохнула, склонила голову и, понизив голос, жалобно проговорила:

— И как только вы можете разлучать детей с матерью? Позвольте мне хотя бы взять их с собой в Россию! Пожалуйста, ведь вам не запрещено отправиться в Санкт-Петербург окольным путем?

Он явно удивился и, чуть поколебавшись, ответил:

— Думаю… мне следует поговорить об этом с генералом. Но так или иначе, нам предстоит отплыть на корабле в Севастополь — и это произойдет завтра.

Полковник ушел повидаться с генералом. Оставшись одна, Джинни принялась осматривать дом. Хотя уже наступила ночь, она и не пыталась заснуть. Джинни казалось, что она многие месяцы отдыхала, окруженная заботой и любовью. Да, Ричард любил ее, и она любила его. Ей нравилось, что он опекал ее. Однако Ричард так избаловал и изнежил ее, что теперь ей было трудно решать все самой.

«Я, должно быть, очень эгоистична, — подумала она, — иначе как бы я могла так быстро забыть Ричарда?» Она по-настоящему страдала, лишь потеряв ребенка, а теперь… Теперь она словно утратила способность чувствовать. Но Джинни уже поняла, что чувства причиняют только боль.

Отыскав бутылку водки, Джинни наполнила бокал. Залпом проглотив водку, она задохнулась.

Когда-то забвение ей приносил опиум, однако, оказывается, и водка обладает таким же действием. Заперев дверь, Джинни села на диван, поставив бутылку поближе к себе. По ее телу разливалась приятная теплота, а ведь несколько минут назад она дрожала от холода.

— Навсегда свободна! — воскликнула она, вспомнив арию из «Травиаты». Нет больше никаких оков, и ничто ее не связывает. — Ричард! — Джинни вдруг пожалела, что потеряла его. С ним всегда было так уютно, он умел успокаивать ее. — Ричард… Ричард! — Джинни произносила его имя вслух, чтобы не называть другого.

Издали он удивительно похож на Стива. Как это возможно, чтобы два человека так любили и ненавидели друг друга? Впрочем, она никогда не смогла бы ненавидеть Ричарда. У Джинни разболелась голова, но не от мыслей, а от водки… Следовало бы настойчивее попросить шампанского. Почему этот глупый русский полковник… В висках стучало.

— О Боже! — простонала Джинни. Внезапно дверь в ее комнату распахнулась. Увидев полковника с ящиком шампанского, она рассмеялась: — Вас-то я и ждала! Едва я подумала о вас — и вот вы здесь, да еще и с шампанским. Это очень кстати! Только… я уже немного перебрала вашей водки.

— О, неужели? А слуги решили, что вы хотите покончить с собой. Ну и как вам водка? Не правда ли, много лучше, чем жалкие французские вина? Похоже, вы более русская, чем себя считаете. — Он поставил ящик на стол.

— Я не люблю русских! — нахмурилась Джинни. — Я была замужем за одним русским, и с меня довольно. — Потом удивленно спросила: — А что вы здесь делаете?

— Я подумал, что вам будет приятно услышать хорошие новости. Точнее сказать, они отчасти хорошие. — Он сел на диван рядом с Джинни, усмехнулся и расстегнул мундир. — Хотите услышать их? Но, может, сначала выпьем водки? Или хотите шампанского?

— Да, шампанского, — отозвалась Джинни.

Он подошел к ящику и ловко извлек из него бутылку.

— Шампанское! — провозгласил он и захохотал. — Я знаю способ открыть его быстро и легко. — И выбил пробку.

Сделав это, он приблизился к Джинни и наполнил ее бокал.

— Выпейте глоток, и почувствуете себя намного лучше, — предложил он. — Хорошо, что я вернулся сюда и не забыл исполнить ваше желание. Просто удивительно, что такая красивая женщина закрывалась этой гнусной чадрой! Такой, как вы…

— Вы ничего обо мне не знаете! — Джинни сделала еще глоток, наслаждаясь почти забытым вкусом шампанского.

— О вас, конечно, нет, но я знаю других женщин. Иначе зачем бы, по-вашему, мне приходить сюда? Поцелуйте меня!

Не успела она опомниться, как он схватил ее за талию, прижал к себе и попытался поцеловать.

— Прекратите! — проговорила Джинни, но он закрыл ей рот поцелуем, до боли сжимая груди. Это тоже было своего рода забвением… забвением, родившимся из чувственности! И он прав — именно такой большой, волосатый и грубый мужчина сейчас ей и нужен.

— Какие очаровательные маленькие груди — и какой совершенной формы! Посмотри, каждая из них умещается в моей ладони. Вот такие груди я и люблю больше всего.