Шанхай. Книга 1. Предсказание императора - Дэвид Ротенберг

Это они поняли сразу, и кулак, врезавшийся в челюсть Ричарда, отправил его кувырком по полированным ступеням крыльца. Даже когда он воткнулся лицом в нижнюю ступеньку, ему хотелось кричать: «Черт, да ведь эти ступени из мрамора! Мрамор в Китае! Кому в Китае, на хрен, нужен мрамор?»

Ричард встал на ноги. По его лицу текла кровь.

— Тащите сюда вашего Врассуна! Приведите его склизкое превосходительство! Мы должны заключить важную сделку! Сделку, после которой он перестанет корчить из себя сверхнабожного еврея! — Блондины молча смотрели на Ричарда, а тот продолжал надрываться: — Приведите его сейчас же, вы, дерьмоеды обезьяньи!

Как приятно было устроить скандал внутри… ну, или, по крайней мере, у дверей логова Врассунов. До чего славно было потаскать их за хвост, подергать за нос, взъерошить им перья! Правда, все это не привело ни к каким результатам. Глава дома Врассунов удостоил его аудиенцией только в четверг.

Аккуратно подстриженная бородка и дорогой костюм с иголочки никак не сочетались с ненавистью, полыхавшей в его темных глазах.

— Вы устроили форменный скандал возле дверей моего дома, да еще в Шаббат. Никак не ожидал этого от…

— Иудея, каковым я являюсь? Да, я иудей, но не такой, как вы.

Ричард сам дивился собственной наглости, но она почему-то доставляла ему неизъяснимое удовольствие.

«Почему мне было так приятно оскорблять его шестерок?» — подумал он.

Ричард вспомнил о поддельном фотоснимке и едва не улыбнулся, когда в его мозгу всплыла картинка: он, еще мальчик, отдает что-то этому человеку. Или кого-то? Он тряхнул головой и заметил, что Врассун смотрит на него. Или сквозь него.

— Вам нужно выпить? Или удовлетворить другой ваш порок? Боюсь, тут я ничего не могу вам предложить.

Ричард обдумал услышанное и кивнул. Ирония, содержавшаяся в этих словах, заставила его улыбнуться. Крупнейший торговец опием не держит дома ни грамма своего продукта! Ричард смотрел в ясные, жесткие глаза старика. Он никогда не испытывал наркотических грез. Он сам не знал, что продает, и тем не менее продавал это тоннами.

— Спасибо, но я пью только с друзьями, — покачал головой Ричард. — А что до моего второго порока… то это может подождать.

— Ну и ладно. Что привело вас ко мне, да еще с таким тяжелым ранцем? Хотите предложить еще какую-нибудь сделку?

Ричард взвесил в руках ранец, который принес с собой.

— Верно, сделку…

Он не закончил фразу. Его вдруг одолел смех. Он согнулся пополам и начал хохотать. Смех рвался из горла и рассыпался по всей комнате. Увидев сквозь слезы, что старик Врассун посмотрел на дверь, Ричард с трудом выдавил из себя:

— Не уходите, старина… Шоу… только начинается.

После этого он расстегнул рюкзак и вывалил на стол Элиазара Врассуна эквивалент двумстам пятидесяти фунтам в китайской серебряной валюте.

На лице старика не дрогнул ни один мускул.

— Что это такое? — спросил он свистящим шепотом.

— Остаток денег, которые мальчишки Хордуны были должны вам. Все — до последнего чертова пенни.

Врассун вздернул густые брови.

— А теперь верните мне наше долговое обязательство.

Протянутая вперед рука Ричарда задрожала. Что-то было не так, и он сразу почувствовал это. Ричард повторил свое требование, но Врассун даже не пошевелился.

— Здорово у тебя получилось, сынок.

— Я вам не сынок! — завопил Ричард. — Верните долговую расписку, которую выкупили у банка «Барклай»!

— Сначала мои юристы должны проверить кое-какие детали, но вы получите ее к следующему четвергу.

«Какие еще детали?» — хотелось спросить Ричарду, но внезапно на него навалилась невыносимая усталость. И он почувствовал: от этого человека ему нужно нечто еще — то, что он отдал ему давным-давно.

Раньше чем Ричард успел сообразить, он обнаружил, что стоит на улице Кипящего ключа, а его безносая и безухая компаньонка Лили поддерживает его под руку, чтобы помочь добраться до курильни опиума.

Утром Паттерсон явился по вызову Ричарда.

— Итак, что ты думаешь, Паттерсон?

— Думаю о чем, сэр?

— О лошадях, — загадочно сказал Ричард.

Паттерсон сдержал глубокий вздох. Этот язычник опять накурился?

— Мне очень нравятся лошади, сэр, — наконец ответил он.

— Я имею в виду скаковых лошадей, — уточнил Ричард.

Паттерсон с недоумением смотрел на хозяина. Он что, пьян?

— Скаковые лошади? Осмелюсь сказать, они мне нравятся еще больше.

— Вот и отлично. Тогда давай купим их.

— Они обойдутся нам в целое состояние.

— Замечательно.

Паттерсон не знал, что и думать. Этот скряга стремится просадить все деньги?

— Прекрасная мысль, сэр, но в Шанхае негде проводить скачки.

— Скаковой трек, Паттерсон. Это называется скаковой трек.

— Пусть так, сэр, но в Шанхае его все равно нет.

— Верно, ты совершенно прав. Но как бы то ни было, давай все же купим скаковых лошадей. Потратим на это некоторую толику денег, заработанных тяжким трудом.

Паттерсон любил тратить деньги, особенно чужие. Но почему обкуренный язычник решил тратить их здесь, в этой Богом забытой дыре? А может, у него просто нет другого дома? Помоги ему Бог, если так. Но с другой стороны, просадить энную сумму было бы забавно, к тому же он любил лошадей.

— Где мы найдем животных, сэр?

— Лошадей? В Аравии, Шотландии и Кентукки. Я даже подумал, что заняться этим можешь ты лично.

Паттерсон с трудом сдержал улыбку. О да, он займется этим. И снимет со сделки навар — сумму, достаточную, чтобы приобрести кусочек земли к северу от Келсо, в Шотландии, к которому давно присматривался, готовясь покинуть эту дыру и уйти на покой.

— Паттерсон!

— Да, сэр?

— Научи юного Сайласа обращаться с лошадьми. Может, это разбудит его воображение?

Сайласа лошади не особенно интересовали, а вот для Майло они стали настоящим наваждением. Он требовал, чтобы ему дали покататься на каждой из вновь прибывающих лошадей, и, хотя Сайласу не нравилось возиться с животными, он каждый раз отправлялся вместе с братом, чтобы криками подбадривать его.

Теперь, перешагнув через подростковый возраст, братья стали близки, как никогда, хотя решительно во всем отличались друг от друга. Майло был любимчиком отца и стремился узнать все, что связано с семейным бизнесом. Сайлас по большей части был молчалив и замкнут, но зато демонстрировал блестящие способности в лингвистике и восхищался окружавшей его китайской культурой. Услышав о том, что теперь называли Пекинской оперой, он ухитрился дважды проскользнуть на представления в «Парижском доме», пока на его плечо не легла чья-то рука. Застукали!