Дочь убийцы - Джонатан Келлерман

Привыкай к реальности, испорченный маленький ублюдок.

Двенадцатилетняя Грейс жила с двумя чужими людьми в большом, красивом доме в Хэнкок-Парк.

Прекрасно. До поры до времени. Когда-нибудь это закончится – девочка знала жизнь. Несколько лет в одном месте, несколько в другом… никогда не знаешь, что будет завтра.

Но Блейдс прекрасно понимала, что попасть к Малкольму и Софи было необыкновенной удачей. И была полна решимости научиться как можно большему, пока она им не надоела.

* * *

Помимо того что дом был большим и красивым, чистым и приятно пахнувшим, что под ее спальню отвели огромную, удобную, а теперь уже изящно обставленную комнату, Малкольм и Софи были лучше всех, кого ей когда-либо приходилось видеть.

Они не мешали ей иметь свое мнение, не досаждали своими желаниями. Возможно, потому, что Малкольм был психологом и специализировался на детях. Хотя своих у него не было.

А может, дело было не только в этом. Примерно через месяц Грейс начала думать, что они с Софией действительно заботятся о ее комфорте, питании и общем благополучии. Однако они никогда не притворялись родителями, не просили, чтобы их называли мамой и папой. Девочка не могла сказать, как бы она отреагировала на такую просьбу. Она никогда никого не называла этими словами.

Поразмыслив над этим, Грейс решила соглашаться на все, что они хотят, если это не принесет ей вреда.

Все что угодно, лишь бы остаться в этом раю.

* * *

Прошло несколько месяцев, и она по-прежнему называла их Малкольмом и Софи, а Софи обычно обращалась к ней «дорогая». Малкольм же лишь иногда называл ее Грейс, а по большей части – никак. Словно их разговор никогда не прерывался и в формальностях не было нужды.

Девочка начала воспринимать приемных родителей как двух новых друзей. Или скорее компаньонов – ей нравилось это слово, звучавшее немного необычно и похожее на французское.

Как слово «соотечественник». Или «коллега», хотя это было более официально.

Итак, теперь у нее были компаньоны, гораздо старше и умнее, у которых можно многому научиться. И вдобавок богатые.

Однажды Блюстоун спросил, не думала ли она о том, чтобы пойти в школу.

Вопрос испугал и немного рассердил ее, как будто она наконец наскучила Малкольму и он решил куда-нибудь ее сплавить.

– Никогда, – ответила Грейс, и голос выдал ее чувства. Ей пришлось крепко сжать руки, чтобы они не дрожали.

Приемный отец кивнул и потер свой большой подбородок – признак того, что он столкнулся с чем-то загадочным.

– Вполне логично, все равно тебе не подберешь класс… с такими же блестящими способностями. Ладно, тогда продолжим домашнее обучение. Должен признаться, мне самому нравится… искать материал, который станет для тебя серьезным вызовом. Просто хотел убедиться, что тебе не одиноко.

Моя лучшая подруга – я сама. Я не знаю, что такое одиночество.

– Я готова к следующему уроку, – сказала девочка.

* * *

Прожив на этой земле почти тринадцать лет, Грейс усвоила, что доверие ничего не значит и доверять можно только себе. Но вот что странно: Малкольм и Софи как будто доверяли ей. Не заставляли ее есть то, что она не любит, не указывали, когда ей ложиться спать и когда вставать. Хотя, если честно, в этом не было необходимости. Блейдс просыпалась раньше них и читала в постели, а когда уставала, то просто говорила им об этом, шла в свою комнату и читала, пока не заснет.

В первую ночь Софи спросила, хочет ли Грейс, чтобы ее укладывали спать. Рамона тоже спросила об этом один раз, после чего просто приходила каждый вечер, а Софи, вероятно, имела в виду, что не хочет этого делать, а просто соблюдает вежливость.

Поэтому Грейс, не желая доставлять ей неудобства, ответила:

– Нет, спасибо, все отлично.

Она не кривила душой. Девочка наслаждалась тихой, роскошной комнатой, в которой ей позволили жить. Хотя иногда она и не возражала бы, если б ей подоткнули одеяло и пожелали спокойной ночи.

– Как хочешь, дорогая, – сказала Софи, и Грейс легла спать сама.

* * *

Судя по всему, профессор – легкая работа. Малкольм ездил в университет, но не слишком рано, а иногда возвращался домой засветло. Бывали дни, когда он оставался дома, работал в своем обшитом деревянными панелями кабинете, читал и писал.

«И я бы хотела такую работу», – думала Грейс.

Софи тоже была профессором, но никуда не ездила, а просто возилась в доме, готовила для себя и для приемной дочери и руководила Аделиной, милой, но не говорящей по-английски женщиной, которая приходила убирать два раза в неделю, работая молча и усердно. Кроме того, она ездила на «экскурсии» по магазинам, и это могло означать все что угодно, от покупки продуктов до возвращения домой с коробками и пакетами одежды для себя и для Грейс.

Вероятно, Софи делала какую-то работу, потому что у нее был свой кабинет – маленькая комната рядом с их с Малкольмом спальней, без панелей на стенах, лишь с письменным столом и компьютером. На его белых стенах не было никаких украшений, если не считать картин с цветами. Когда Софи уходила туда, то оставляла дверь открытой, но сидела там часами, читала и писала, обычно с фоном из тихой классической музыки. Если ей приходили письма, на них значилось: «Профессору Софии Мюллер» или «Софии Мюллер, доктору философии».

Но Блейдс тоже читала и писала – неужели профессорская работа действительно такая легкая? Она приходила к выводу, что ей тоже следует выучиться на настоящего профессора.

Через три месяца после появления в доме Грейс Софи раскрыла ей свою тайну.

– Вероятно, ты удивляешься, почему я все время дома, – сказала она.

Девочка пожала плечами.

– В следующем году я вернусь в университет и буду, как Малкольм, преподавать, руководить аспирантами. А пока у меня творческий отпуск – такая особая привилегия для профессоров. Вместе с постоянной должностью – когда университет хочет нас удержать, – мы получаем право на годичный отпуск один раз в семь лет.

– Как суббота, – сказала Грейс.

– Что?

– Шесть дней работаешь, седьмой отдыхаешь[15].

– Совершенно верно, – улыбнулась Софи. – Идея та же. Конечно, предполагается, что я буду не бездельничать, а заниматься самостоятельными исследованиями. Это мой второй творческий отпуск. Во время первого мы с Малкольмом болтались по Европе, и я сочиняла статьи, которые никто не читал. Но теперь я стала старше и предпочитаю в основном сидеть дома и получать за это деньги. Ты меня не выдашь, правда? – Она засмеялась.