Сибирская трагедия - Дмитрий Барчук

Номер состоял из двух комнат, обставленных убогой мебелью и давно не знавших генеральной уборки. Но после поезда он показался мне сносным. В дороге мне так и не удалось выспаться, и я, не раздеваясь, прилег на застеленную кровать и моментально заснул.

Меня разбудил стук в дверь. В комнате было уже темно. Лунный луч, пробиваясь сквозь прозрачные шторы, прямоугольником ложился возле кровати. Я раскрыл часы и протянул их к свету. Половина первого. В дверь постучали еще раз и гораздо сильнее прежнего. Я встал и пошел открывать.

Яркий свет из коридора ослепил меня, удалось различить лишь два мужских силуэта.

– Вот он, красавчик. Собственной персоной. Я же вам говорил, что он обязательно приедет, – я узнал голос Золотова.

– Похоже, что мы пришли невовремя, Иван Иннокентьевич. Когда наше правительство решает исторические задачи, этот молодой человек изволит почивать, – сказал его спутник очень знакомым голосом.

Я наконец-то протер глаза и узнал Муромского.

– Здравствуйте, Пётр Васильевич. Я очень рад вас видеть. И вас тоже, Иван Иннокентьевич. Вы уже познакомились?

– Более того, мы уже вместе трудимся в поте лица на благо родной Сибири. Вы давно спите, а мы только возвращаемся с заседания правительства, – с оттенком легкой укоризны заметил премьер-министр.

– Я тоже приехал сюда работать, – с некоторой обидой в голосе произнес я.

Муромский подавил зевоту и устало резюмировал:

– Ваше прошение о приеме на службу рассмотрено. Должность моего личного секретаря вас устроит?

Я согласно кивнул головой.

– Завтра в десять часов утра начнется заседание Совета министров в узком составе. Я прошу вас прибыть за полчаса до него. Иван Иннокентьевич вас проводит. Ну вот, еще один вопрос решен. Теперь можете досматривать свои молодые сны, Пётр Афанасьевич. Нам тоже не мешает отдохнуть. А то груз государственных забот так давит, что сердце может не выдержать. Спокойной ночи, коллеги.

Пётр Васильевич пожал нам на прощание руки и по скрипучей лестнице спустился вниз, где у входа его поджидал автомобиль. Золотов тоже пожелал мне спокойной ночи и направился к себе в номер. Он буквально шатался от усталости.

– Какое у вас образование? – важно надувая пухлые щеки, поинтересовался серый и суетливый человек из канцелярии.

Это был заведующий секретариатом Совета министров. Типичная канцелярская крыса.

«Господи! Ну откуда вылезают эти серые люди с невыразительными глазами, но важным видом? Не успело еще правительство сформироваться, а они тут как тут. Они опутывают всякое живое начинание рутинной канцелярщиной, чтобы без их разрешения даже скрепки не было отпущено, не говоря уже о вооружении и обмундировании для армии».

– Я учился на юридическом факультете, но не закончил его.

Глазенки канцелярской крысы злорадно блеснули.

– Так у вас даже диплома нет! – протянул бюрократ и выпятил губы. – Рассчитываете за счет личных связей, по знакомству, сделать карьеру?

– Вы правы, революция 1905 года помешала мне закончить обучение в Томском университете. И я получил только сертификат. Может быть, он подойдет для моего трудоустройства?

Я небрежно раскрыл папку со своими личными документами и выложил на стол красивую сафьяновую книжку с золотым теснением.

– Что это? – переспросил чиновник.

– Сами посмотрите.

Он раскрыл мой документ и, почесав лоб, ответил:

– Тут не по-нашему написано.

– Как, вы не знаете английского языка? Я думал, что уж служащие секретариата правительства должны знать язык союзников.

Чиновник покраснел.

– Не надо юродствовать, молодой человек, – сказал он примирительным тоном. – Поясните лучше, что это за документ. Я должен правильно записать его название в вашем личном деле.

– Это сертификат Оксфордского университета (не знаю, слышали ли вы о таком?), подтверждающий, что я прослушал там курс лекций по финансам и биржевому делу. У меня есть еще целая папка разных бумаг о владении мною девятью европейскими языками и сертификат из Женевы об успешной сдаче экзаменов по курсу стенографии. Чтобы все их вписать в мое дело при вашей-то расторопности вам понадобиться неделя…

Канцелярская крыса уже изготовилась показать мне зубы, но в комнату неожиданно заглянул председатель правительства.

– Вы уже закончили оформление? Поторопитесь, пожалуйста. Начинается заседание Совета министров, и я хочу, чтобы его стенографировал Пётр Афанасьевич.

Я оставил папку с документами на столе заведующего секретариатом, нарочито вежливо попросив переписать все, что ему необходимо, и сохранить мои документы в целости и сохранности, пока я буду РАБОТАТЬ, и удалился вслед за премьером.

Муромский вел заседание ровно и спокойно, словно имел за плечами большой опыт руководства государством. Правда, порой он совершенно напрасно позволял прениям затягиваться, что совсем не способствовало детальной проработке вопросов, но съедало много времени, которого и так было в обрез.

Кроме самого премьера, министра снабжения Золотова, который вскоре стал его заместителем, в узкий состав входили еще трое министров. Иркутский адвокат Григорий Борисович Петушинский, самолюбивый и вспыльчивый, заведовал юстицией в Сибирской республике. Совсем еще молодой человек с лицом херувимчика, беженец из Петрограда, сын известного народовольца Иван Петров – финансами, хотя, как я понял из прений, никаких практических навыков в этой области не имел. Мой давнишний университетский приятель Миша Шаталов руководил Министерством туземных дел. Прежде на этих заседаниях присутствовал еще министр внутренних дел Крутовский, но он под благовидным предлогом уехал к себе в Красноярск и в правительство не возвращался.

Утром по дороге в Совмин Иван Иннокентьевич успел просветить меня относительно непростой здешней обстановки. Реальная власть в Омске по-прежнему принадлежала военным, кто с оружием в руках сверг большевистское иго и чьи соратники продолжали войну на разных фронтах. В их среде выделялись два лидера: казачий полковник Иванов-Ринов[123]и полковник артиллерии Гришин-Алмазов[124]. Оба офицера умны, деятельны и честолюбивы. Они отчасти соперничают друг с другом, потому военная диктатура Омску пока не грозит. Нет единой кандидатуры. Свергнув большевиков, военные боялись, что власть захватят эсеры из Западно-Сибирского комиссариата, подконтрольного дальневосточному правительству. Благо, его председатель Дербер с министрами-однопартийцами оказался во Владивостоке, иначе в Сибирской республике давно бы уже произошел военный переворот. Военные как чумы страшились эсеровщины и левизны, помня печальный опыт Временного правительства Керенского. Поэтому кандидатура каждого министра проходила жесткий отбор военными.