Фрейд - Петр Люкимсон

До обретения психоанализом мировой популярности было еще довольно далеко. Но лед тронулся. Новый Мессия, каковым в глубине души считал себя Фрейд, обрел первых апостолов.

Автор этой книги, будучи соплеменником Фрейда, должен признаться, что поначалу у него напрашивалась совершенно другая ассоциация: с хасидским цадиком и его «двором». Именно так всё и происходило пару столетий назад в Галиции: вокруг харизматичного раввина, толкующего священные тексты и Галаху под новым, необычным углом зрения, собиралась поначалу небольшая группа восторженно внимавших ему учеников. Постепенно число последователей открытого им в той или иной степени нового направления в иудаизме росло; раввин объявлялся непререкаемым авторитетом и великим цадиком, а следовавшие его учению хасиды образовывали его «двор». Многие из них сами становились выдающимися раввинами, авторами серьезных религиозных сочинений, но все они лишь развивали мысли своего учителя. Любое покушение на авторитет цадика, высказывание сомнений по поводу верности тех или иных его идей воспринималось как святотатство. Если учесть, что и сам Фрейд, и почти всего его первые ученики были родом из Галиции, то в этом можно усмотреть некую иронию истории: как ни пытался Зигмунд Фрейд убежать от самого себя, он так и остался «галицианцем».

Но нет, ассоциация с основоположником христианства возникла не случайно: Фрейд ведь претендовал отнюдь не на открытие некого нового направления в уже существующих науках. Психоанализ, с его точки зрения, не являлся частью ни психиатрии, ни психологии, ни, тем более, неврологии. Фрейд видел себя именно создателем принципиально нового учения, вбиравшего в себя и психиатрию, и психологию, и философию, и социологию. Причем, как мы увидим, очень скоро у этого учения появились все признаки религии. Одним из первых это сходство бросилось в лицо Максу Графу, который позднее писал: «В комнате, где мы собирались, царила атмосфера зарождения новой религии».

В таком же «религиозном» духе трактует личность и учение Фрейда известный историк Пол Джонсон.

«Нет сомнения в том, — пишет он, — что Фрейд обладал динамизмом основателя религии или еретика… Фрейд воспринял многие элементы иудаизма. Его техника интерпретации снов в ряде отношений аналогична технике Зохара[145]. От своего друга Флисса он воспринял то, что называл в письме Юнгу „особой мистической природой моего мистицизма“, и прежде всего очарование важностью и предсказательной природой чисел. Он верил в явления типа двойников-призраков („Doppelganger“), причем настолько, что искренне боялся их, и писал изумленному Артуру Шницлеру: „Думаю, что мне удалось преодолеть твое нежелание встречаться с моим двойником“. Он страдал от ужасного страха смерти. Впрочем, если фрейдизм, подобно марксизму, есть в некотором роде система суеверий, если он обладает тем же „осмотическим“ свойством, что и мессианская каббала Натана из Газы, способная ассимилировать неудобные факты по мере их появления, то это и не удивительно, ибо они происходили из одного и того же источника, а западное наукообразие — не сущность, а лишь внешний налет. При этом еврейский элемент во Фрейде восходит не к хасидам, а к Моисею. Фрейд хотел основать новую систему квазирелигиозного закона, причем со всей силой и настойчивостью, какими обладал. Когда он говорил „мы владеем истиной“, то ни один религиозный лидер не мог бы сказать это столь же уверенно и догматически…»[146]

Таким образом, в 1902 году у Фрейда наконец появились первые ученики, благодарные слушатели и поклонники. А значит, потребность во Флиссе становилась всё меньше и меньше.

«Психологическое общество среды», как поначалу называли себя первые последователи Фрейда, очень скоро начало разрастаться, хотя, возможно, и не столь быстрыми темпами, как этого хотелось Фрейду. Уже в 1902 году к кружку четырех примкнули музыковед и писатель Макс Граф, будущий издатель сочинений Фрейда Гуго Геллер и врач Альфред Майсль. В 1903 году по средам на Берггассе стали появляться врач Пауль Федерн; в 1905 году — доктор Эдуард Гичман (Хичман); в 1906-м — Отто Ранк и Исидор Задгер; в 1907-м Гвидо Брехер, Макс Штейнер и Фриц Виттельс, в 1908-м — Шандор Ференци, Оскар Рие и Рудольф Урбанчич.

«Собрания кружка, — вспоминал Виттельс, — происходили в приемной Фрейда. Мы сидели вокруг длинного стола; дверь из рабочей комнаты была открыта, оттуда виднелась большая библиотека. Фрейд любит собирать древности. В приемной стояла большая этрусская ваза, на его письменном столе многочисленные маленькие фигурки, главным образом египетского происхождения. В этой квартире всё нам казалось преисполненным значения. Начиная с дивана и позади него кресла с ручками, представлявшимися ареной, на которой Фрейд занимался толкованием сновидений, и кончая доносившимся издали шумом промывной воды, заставлявшим вспоминать о пациенте, который подкупил горничную Фрейда, чтобы тайком использовать именно это укромное местечко.

Фрейд сидел в конце стола и председательствовал. Перед ним лежал листок бумаги. После ужина подавались черный кофе и сигары. Сам Фрейд дымил безостановочно. Обычно вступлением к вечеру был доклад, не всегда непременно в области психоанализа. После этого начинались прения, в которых каждый должен был принимать участие. В небольшой вазе лежали жребии, и Ранк, назначенный вскоре секретарем, вынимал их и указывал, в каком порядке должны были выступать дискутирующие. Теперь у меня впечатление, будто Фрейд всегда говорил последним. Впрочем, может быть, я не слушал тех, которые выступали после него, и таким образом память обманывает меня…

…Вечера не всегда бывали интересны. Фрейд преследовал главным образом цель провести через горнило несколько знающих предмет, хотя и посредственных голов, свои собственные мысли. Поэтому ему не особенно желательны были независимые личности, честолюбивые сотрудники с сильно развитой критической мыслью. Мир психоанализа был его представлением и его волей. Кто принимал его представления, тому он был рад. Он хотел смотреть в калейдоскоп, который с помощью игры зеркал всюду отражал бы его собственную натуру»[147].

Эти нарциссизм и деспотичность натуры, нетерпимость к тем, кто выражал сомнение в его правоте, ощущение себя пророком, а то и кем-то большим отмечают почти все биографы Фрейда.

«Психологическое общество среды» нужно было Фрейду, во-первых, для пропаганды своих идей, а потому он привечал в нем активно печатавшихся во многих газетах Австрии и Германии Штекеля и Графа (по словам Виттельса, «ротационные машины всех немецких газет стонали под тяжестью его (Штекеля) хвалебных гимнов» в честь Фрейда), а во-вторых, для того, чтобы в ходе таких бесед с поклонниками оттачивать идеи новых книг. В 1902 году он уже, судя по всему, начал работать над «Тремя очерками по теории сексуальности» — одной из своих программных работ.