Фрейд - Петр Люкимсон

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 63 64 65 66 67 68 69 70 71 ... 147
Перейти на страницу:

Можно, конечно, спорить, идет ли в данном случае речь об ошибочном действии или о злоупотреблении молодым Фрейдом ситуацией, но бесспорно, что все эти истории довольно занимательны и легко прочитываются.

В сущности, успех «Психопатологии обыденной жизни» (пришедший, как и к другим сочинениям Фрейда не сразу) был в значительной степени обусловлен, с одной стороны, тем, что Фрейд говорил в ней о хорошо знакомых почти всем явлениям и предлагал читателю под новым углом взглянуть на собственную жизнь, а с другой — занимательностью изложения. По сути, книга построена по тому же рецепту, что и рассказы Конан Дойла о Шерлоке Холмсе, или, если угодно, такие популярные телесериалы 2000-х годов, как «Доктор Хаус» или «Обмани меня»: читателю предлагается некий реальный случай, таящий в себе психологическую загадку, а затем появляется проницательный доктор Фрейд, который эту загадку разгадывает. Кстати, когда в 1913 году в Англии вышли первые переводы книг Фрейда, пресса стала называть его «Шерлоком Холмсом мозга». Эрнест Джонс считал это сравнение пошлым и оскорбительным, но самого Фрейда оно, похоже, не возмущало, а, напротив, даже где-то льстило ему.

Завершается «Психопатология обыденной жизни» выводом о том, что неврозы и истерия являются своего рода аномальным продолжением обычной психической деятельности человека, вечном конфликте между сознательным и бессознательным, а потому «граница между нормальным и ненормальным в области нервозности не прочна и… все мы немного нервозны».

Всё дело даже не в интенсивности симптомов, а в том, какие сферы затрагивает конфликт между сознательным и бессознательным. То есть пока он не касается важнейших психических функций и проявляется в относительно безобидных ошибках, оговорках и действиях, человека следует считать здоровым, а вот когда он проявляется в нарушении питания, сексуальной жизни, повседневном общении — речь следует вести о тяжелых случаях невроза.

* * *

Работу над «Психопатологией обыденной жизни» Фрейд закончил в феврале 1901 года, и в июле и августе того же года это произведение было опубликовано в двух номерах «Ежемесячника по психиатрии и неврологии». Но еще до выхода первых оттисков журнала Фрейд отправляет письмо Флиссу, из которого явственно следует, что их дружеские отношения подходят к концу.

«Ты выступаешь против меня и говоришь, что „тот, кто читает мысли, на самом деле проецирует собственные мысли на других людей“. Это значит, что вся моя работа бесполезна. Если ты так думаешь обо мне, то просто выбрось мою „Психопатологию“, не читая, в мусорную корзину. Она полна ссылок на тебя — явных, говорящих о том, что какой-то материал принадлежит тебе, и скрытых, связанных с твоим влиянием на мои мотивы», — говорится в письме.

Отсюда становится ясно, что причиной того, что Фрейд называл «отдалением друг от друга», была не только и не столько жена Флисса Ида, считавшая, что связь Фрейда и Флисса приобретает «странный характер» и начинает мешать ее браку, сколько всё углубляющиеся разногласия. Флисс — и это явно следует из текста письма — считал (и этого мнения потом будут придерживаться многие убежденные противники фрейдизма), что Фрейд ошибается, приписывая свои личные мысли и переживания всем людям и делая из них масштабные обобщения. Но Фрейду отнюдь не нужен был еще один критик его теорий (их хватало в его окружении и без Флисса). Нет, ему был нужен если не восторженный обожатель, то по меньшей мере внимательный и благосклонный слушатель, и как только Флисс стал выпадать из этой роли, их дружбе пришел конец.

Летом 1901 года Фрейд вывез семью на отдых к горному озеру Тумзее, и здесь Фрейды неожиданно столкнулись с группой антисемитов — как из числа местных деревенских жителей, так и из числа дачников. Стоит вспомнить, что это был тот самый год, когда в газетах появились печально известные «Протоколы сионских мудрецов» и в Австрии поднялась волна антисемитизма. Подстегиваемые газетными публикациями и ширящимися по стране антисемитскими инсинуациями, соседи Фрейдов то и дело выкрикивали в их адрес оскорбления, высмеивали еврейскую кухню, передразнивали, утрируя, еврейский акцент, которого у Фрейдов на самом деле не было и в помине, и т. д.

Рано или поздно всё это должно было закончиться прямым столкновением, и оно произошло. Когда Фрейд с сыновьями Мартином и Оливером возвращались с рыбалки, им преградила дорогу целая компания мужчин и женщин, вооруженных палками и зонтами, и явно намеренная поиздеваться над этим приехавшим из Вены интеллигентным евреем и его детьми. Вероятно, в этот самый момент Фрейд вновь вспомнил рассказанную давным-давно отцом историю о том, как во Фрейберге антисемит сбил с него шапку, а он безропотно сошел с мостовой и поднял ее из грязи. Вспомнил он и о том, какое горькое впечатление произвел на него этот рассказ о пережитом отцом унижении, как много отец потерял после этого признания в его глазах…

Сейчас он сам оказался в такой же ситуации, и пережить то же унижение, что когда-то отец, да еще и вдобавок дать пережить его детям Фрейд позволить себе не мог. И потому он решительным шагом, размахивая тростью, пошел прямо на заступившую дорогу толпу и… хулиганы вдруг перестали гоготать и расступились в стороны. Так он замкнул некий круг и избавился от комплекса, рожденного давней отцовской исповедью. В этот момент Фрейд как бы перерос своего отца, избавился от него, став отцом «ребенку в самом себе», и с этого момента взятие Рима, исполнение родовой клятвы стало возможным.

Вот почему в то лето Фрейд снова бредил поездкой в Рим и снова убеждал себя преодолеть страх перед Вечным городом. Наконец в сентябре 1902 года он решил, что пришло время бросить жребий.

Глава седьмая РИМ ДОЛЖЕН БЫТЬ РАЗРУШЕН!

Ряд биографов связывают первое посещение Фрейдом Рима с неприятным антисемитским инцидентом на берегу Тумзее. Думается, такая связь и в самом деле имела место. Для того чтобы понять это, достаточно вспомнить, как часто этот великий город снился Фрейду и сколько комплексов и фобий было у него с ним связано.

«…В другом случае я мог заметить, что желание, возбудившее сновидение, хотя и относилось к настоящему, но всё же было значительно подкреплено воспоминаниями детства. Речь идет о целом ряде сновидений, вызванном желанием попасть в Рим. По всей вероятности, это желание еще долгое время будет удовлетворяться одними сновидениями, так как в то время года, когда я имею возможность выезжать, пребывание в Риме для меня вредно по состоянию здоровья. Однажды мне приснилось, что я из окна вагона вижу Тибр и Мост ангелов. Поезд трогается, и мне приходит в голову, что я ведь в городе не был. Вид, открывшийся передо мною в сновидении, напоминал известную гравюру, виденную накануне в гостиной моей пациентки…» — писал Фрейд в «Толковании сновидений»[141].

И далее: «Четвертое сновидение, виденное мною вскоре после третьего, снова перенесло меня в Рим… Во время моего последнего итальянского путешествия, когда я между прочим проезжал мимо Тразименского озера, я увидел Тибр и, к глубокому моему сожалению, должен был повернуть обратно, не доезжая восьмидесяти километров до Рима; я нашел, наконец, подкрепление, которое черпает мое страстное желание увидеть Вечный город из внешних впечатлений. Я обдумал план поехать в будущем году в Неаполь через Рим, и мне неожиданно пришла на память фраза, которую я прочел, по всей вероятности, у одного из наших классиков: „Большой вопрос, кто усерднее бегал взад и вперед по комнате, решив, наконец, отправиться в Рим, корректор Винкельман или полководец Ганнибал“. Я шел ведь по стопам Ганнибала, мне, как и ему, было не суждено увидеть Рим. Он также отправился в Кампанью в то время, как весь мир ожидал его в Риме. Ганнибал, с которым у меня есть это сходство, был любимым героем моих гимназических лет; как многие в этом возрасте, я отдавал свои симпатии в Пунических войнах не римлянам, а карфагенянам. Когда затем, в старшем возрасте я стал понимать всё значение своего происхождения от семитской расы и антисемитские течения среди товарищей заставили меня занять определенную позицию, тогда фигура семитского полководца еще больше выросла в моих глазах. Ганнибал и Рим символизировали для юноши противоречия между живучестью еврейства и организацией католической церкви… Таким образом, желание попасть в Рим стало символом многих других горячих желаний, для осуществления которых надо трудиться со всей выдержкой и терпением карфагенян и исполнению которых пока столь благоприятствует судьба, как и осуществлению жизненной задачи Ганнибала»[142].

1 ... 63 64 65 66 67 68 69 70 71 ... 147
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?