Мальчики в лодке - Дэниел Джеймс Браун

Когда Джойс не могла отпроситься с работы, Джо большую часть времени проводил на лодочной станции. Соревнования за места в основном составе начнутся только через несколько недель, а соперничество прошлого года уже кануло в Лету, и пока он наслаждался общением с Джонни Уайтом, Чаком Дэем, Роджером Моррисом и Шорти Хантом. Они вместе занимались физической подготовкой, иногда играли в футбол, брали лодки для импровизированной гребли, в общем, делали все, что могли, чтобы избежать разговоров о грядущем сезоне.

В конце концов, после того как остальные разъезжались по домам или на подработки, Джо часто задерживался на станции допоздна, так же как и предыдущей весной. В один из таких вечеров он вышел из парилки, завернутый в полотенце, и столкнулся с крупным и высоким гребцом, выступавшим под номером пять в прошлогодней запасной лодке, Стабом Макмиллином. Парень натирал щеткой полы и выбрасывал из контейнеров мусор. Джо понял, что Макмиллин, должно быть, нанялся уборщиком на лодочную станцию. Из-за противоборства двух команд Джо никогда особо не общался с Макмиллином, но теперь, глядя, как он работает, Ранц почувствовал внезапное родство с парнем. Он приблизился к Стабу, протянул ладонь для рукопожатия, завел разговор и в конце концов признался в том, что так долго скрывал от других парней – что и сам работал в ночную смену уборщиком в Юношеской христианской ассоциации.

Стаб Макмиллин ему быстро понравился. Он вырос в Сиэтле, на холме Анн Куин, и был почти таким же бедным, как и Джо. Чтобы оставаться в университете, он брался за любую работу, какую только мог найти – стриг газоны, разносил газеты, отскребал полы. Он занимался греблей, учился, иногда спал, а все остальное время – работал, и при этом Макмиллину едва хватало на одежду и еду. Джо обнаружил, что ему комфортно общаться со Стабом. Он чувствовал, что с ним может не напрягаться, если заходили разговоры о его собственном финансовом положении. Вскоре Джо стал оставаться на станции допоздна каждый день, отскребая полы щетками бок о бок с Макмиллином, помогая ему закончить работу, чтобы тот мог побыстрее вернуться домой и сделать домашнее задание.

Иногда по вечерам, вместо того чтобы помогать Макмиллину, Джо поднимался по лестнице в задней части лодочной станции и спрашивал Джорджа Покока, есть ли у того время поговорить. Если британец все еще работал, Джо присаживался на скамейку, скрестив перед собой ноги, и молча наблюдал, как мастер придает дереву форму. Если Покок уже заканчивал работу, Джо помогал ему разложить инструменты и доски по местам и подмести опилки и стружку с пола. Покок больше не заводил таких длинных разговоров о древесине, гребле или жизни, как в первый раз. Вместо этого он старался узнать побольше про самого Джо.

Однажды он спросил, как Джо оказался здесь, на станции. Он задал вопрос по-простому, но Джо понял, что подразумевал он нечто большее. Парень отвечал с сомнением и осторожностью, не привыкший к тому, чтобы открываться людям. Но Покок был настойчив, мягко и спокойно расспрашивая его о семье, о том, откуда он и чего хочет достичь в жизни. Джо отвечал импульсивно и нервно, урывками выдавая истории о его матери и отце, о Туле, Спокане и золотодобывающей шахте в Секиме. Покок спрашивал, что ему нравится и не нравится, о том, что заставляло его двигаться вперед и вставать с кровати каждое утро, о том, чего он больше всего боялся. Постепенно Покок приблизился к вопросу, ответ на который он хотел знать больше всего:

– Почему ты занимаешься греблей? Что ты надеешься здесь найти, Джо?

И чем больше он узнавал историю Джо, тем больше начал раскрывать сущность его загадочности и непостоянства.

Мать самого Джорджа умерла через полгода после его рождения. Вторая жена отца тоже умерла через несколько лет после свадьбы, и Джордж ее даже не помнил. Он прекрасно понимал, каково расти в доме без матери, и знал о той дыре, которая осталась в сердце мальчика. Он сам переживал мучительное и бесконечное желание заполнить чем-то эту дыру. Понемногу он приближался к пониманию феномена Джо Ранца.

Двадцать первого октября была назначена дата распределения по командам, и на лодочную станцию пришли четыре команды парней, уже проверенные и показавшие себя гребцы. Уже в тот день ожили соперничество и обиды прошлого сезона. Осязаемое чувство напряженности наполнило просторное помещение лодочной станции, когда гребцы переоделись в форму. Албриксон даже не пытался смягчить ситуацию.

На этот раз не было вдохновляющих речей. В этом не было необходимости. Все прекрасно понимали, что стоит на кону в этом году. Он собрал всех парней на пандусе, подтянул галстук и сделал ряд кратких объявлений: кроме подготовки к заплывам в честь выпускного весной, отныне не будет разделения на второкурсников, запасную команду или основной состав в этом году, не будет и лодок, составленных исключительно из парней одного курса. Может быть, на некоторые тренировки он будет пробовать оставлять их в старых составах, но большую часть времени будет перемешивать и составлять команды, как ему вздумается, и экспериментировать до тех пор, пока не найдет ту лодку, которая будет явно превосходить остальные. До тех пор, пока не будет найден идеальный состав команды, каждый будет выступать сам за себя. С самого начала тренировочного сезона они будут оттачивать двухкилометровые спринты наравне с более длинными дистанциями. Для того чтобы победить в Поукипси и в Берлине, ему нужна была лодка, в которой скорость для спринта сочеталась с выносливостью для долгой гонки в шесть километров, лодка, подобная той, которую Кай Эбрайт привез на Поукипси и Лонг-Бич прошедшей весной и привезет еще раз в следующем году.

У Албриксона были отменные, почти волшебные материалы для работы – прошлогодние выдающиеся чемпионы-первокурсники Тома Боллза, которые теперь стали второкурсниками; парни из лодки Джо, которые теперь доросли до университетского состава и еще ни разу не проигрывали на соревнованиях; а также особенно выдающиеся ребята из запасной команды прошлого сезона, которые теперь представляли собой смесь основного и запасного составов. И стратегия Албриксона, многократно обдуманная им в сентябре, начала приносить плоды с самого начала. Он посвятил много времени размышлениям о начальном распределении по лодкам, и в первые несколько дней тренировок две новые команды начали подавать особые надежды. Первая была составлена в основном из прошлогодних первокурсников: крупный Дон Хьюм, загребное весло; Горди Адам на седьмой позиции; Уильям Симэн – на шестой; и Джонни Уайт – на четвертой. Единственным членом старой команды Джо в этой лодке был Шорти Хант на второй позиции. Вторая подающая надежды лодка состояла из трех ребят из старой команды Джо: Боб Грин под номером шесть, Чарльз Хартман под номером два и Роджер Моррис на носу. Но Джо Ранц не попал ни в одну из этих лодок. В течение следующих нескольких недель Албриксон пересаживал его туда-сюда между двумя другими лодками. Он показывал неплохие результаты, но снова начал падать духом, когда понял, насколько большим будет конкурс в этом году.

Но не только распределение по лодкам расстраивало Джо и даже не понимание того, что попасть в Берлин будет сложнее всего, что он уже преодолел в жизни. Как часто бывает у гребцов хорошего уровня, его притягивали сложности. Вызов и испытание всегда интриговали его, в некоторой степени из-за этого он и занимался греблей.