Нить - Виктория Хислоп

– Как же здесь спать? – озабоченно сказала Евгения. – Может, пойдем, лучше у нас переночуешь?

Исаак не стал спорить, и через минуту они были уже дома.

Евгения заметила, как Исаак смотрит на кастрюлю.

– Пожалуйста, – сказала она, – ешь. Доедай все. А потом поспи.

Словно по привычке повиноваться приказам, Исаак сделал, как было велено, а потом устало поднялся наверх по узкой лестнице.

Еще когда Катерина смотрела, как Исаак достает одеяла из сундука, воображение у нее заработало, и, услышав, что дверь наверху закрылась, она сразу же принялась кроить. Из мягкого шерстяного ковра получится отличное пальто – она даже уже придумала, чем его отделать и какие пуговицы пришить. У нее осталось двенадцать часов – даже с помощью Евгении не так легко управиться.

Когда Исаак проснулся, в ногах кровати уже лежало пальто для его матери, жакет для Эстер и теплый жилет для отца. Все это было еще и красивое. Пальто и жилет – на толстой стеганой подкладке, с аккуратно прошитой каймой. Впервые за несколько месяцев Исаак приободрился. Представил, какие радостные лица будут у родителей, когда они увидят свои имена, вышитые на подкладке, и узоры из гранатов на воротниках. Главное, что тревожило их в последние дни, – холодный климат в тех краях, где будет их новый дом, а теперь и это не беда.

– Пожалуй, я из Польши буду вам заказы присылать! – с улыбкой сказал Исаак. – Спасибо вам, спасибо…

Евгения завернула сложенные вещи в плотную бумагу, и Исаак, зажав пакет под мышкой, зашагал по улице – назад к гетто.

Две женщины смотрели ему вслед. Их утомила долгая ночь, проведенная за шитьем. Катерина-то могла и поспать, ей уже не надо было ходить на работу, а вот Евгения должна была отправляться на ткацкую фабрику.

Вечером обе решили сходить к железнодорожному вокзалу. Оставалась еще надежда, что удастся проститься с друзьями. Но когда они пришли, то сразу же увидели, что ничего не выйдет. Немцы никого близко не подпускали. Из-за забора слышался плач, лязг подцепляемых вагонов и пыхтение пара.

Они немного постояли, а потом развернулись и пошли обратно. Евгения несколько раз перекрестилась, а по пути они зашли в маленькую церковь Святого Николая Орфаноса.

– Счастливого пути, – тихо проговорила Катерина, глядя на пламя четырех свечей, которые она поставила перед иконой.

Подходя к дому, Евгения вспомнила, как они в первый раз пришли на улицу Ирини, когда у них не было ничего, кроме того, что на них надето.

– Эта семья нам столько хорошего сделала, – тихо сказала она. – Надеюсь, там, на новом месте, и к ним кто-то проявит хоть немножко такой же доброты.

Морено уехали с одной из первых партий, и после этого поезда отправлялись на север, в Польшу, все лето.

В июне Евгения и Катерина получили открытку. На ней был вид Кракова, и написано только, что друзья уже прибыли на место и скучают по Салоникам. Когда в августе наконец ушел последний поезд, гетто опустело, и город лишился пятой части своего населения.

Улица Ирини словно вымерла, и дома, что принадлежали Морено и другим еврейским семьям, долго пустовали. Но в один страшный день тишина и покой были нарушены. Катерина с Евгенией проснулись среди ночи от грохота и криков. Они доносились не с улицы, а из-за стены, из соседнего дома. Было четыре часа ночи. Они выглянули в окно и увидели, что целая толпа нагло вытаскивает вещи из дома Морено. Среди других знакомых вещей они увидели и сундук, в котором кирия Морено держала белье. Он стоял на тележке, на самом верху.

Они читали в газетах о подобных грабежах в тех кварталах, где когда-то жили евреи, но никак не ожидали, что такое случится на их улице.

– Мы должны их остановить! – сказала Катерина.

– Не уверена, что это удачная мысль… – ответила Евгения, глядя, с какой злобой двое мужчин внизу вспарывают перину мачете.

Они кромсали ткань с садистским удовольствием, и белый пух поднимался в небо, словно снег, летящий вверх. Ходили слухи, что евреи прятали золото в матрасах, и этим людям непременно хотелось его найти.

Две женщины могли только беспомощно смотреть, как методично грабят соседский дом. Катерина понимала, что Евгения права: они ничего не могли сделать, слишком опасно. Единственным утешением было то, что некоторые вещи из тех, которыми Морено по-настоящему дорожили, были спрятаны в другом месте. В их доме.

Через несколько недель на улицу Ирини явился посыльный от Константиноса Комниноса и передал Катерине его предложение: снова взяться за шитье одежды для тех состоятельных клиентов, кому все еще были доступны его дорогие ткани. Им по-прежнему требовалась только лучшая модистра в городе, а даже в то время, когда еврейские швеи еще не уехали, этот титул по праву оставался за Катериной.

На следующий день на ее пороге возник носильщик. Он с трудом тащил какую-то большую коробку.

– Кирия Сарафоглу?

– Да, это я, – ответила она.

– Я вам кое-что принес.

Катерина пригласила его в дом, и он пристроил коробку на стол.

– Хотите открыть? – спросил посыльный. – Это от кириоса Комниноса.

Катерина удивленно ахнула.

У нее были смешанные чувства к отцу Димитрия. Она знала, что Димитрий с ним не ладит, и часто думала, не связаны ли Ольгины страхи с тем, как муж с ней обращается. Каждый раз, когда они встречались, Комнинос был холоден и недружелюбен, и теперь Катерине было любопытно, с чего это он вдруг прислал ей подарок. Она открыла крышку коробки. В темноте блеснул черный металл, а когда Катерина сняла тонкую оберточную бумагу, то увидела знакомый витиеватый узор из цветов и листьев. Это была швейная машина зингер.

– Велено передать вам еще вот это, – сказал носильщик.

Катерина развернула записку и тут же прочитала:

Поскольку Вы работаете дома, Вам это понадобится.

Вдвоем они вынули зингер из коробки и поставили на стол. Машинка была очень красивая – ее собственная машинка, и Катерина видела свое отражение в сверкающем новеньком изогнутом корпусе. Она не стала даже гадать, где кириос Комнинос мог достать такую вещь во время войны.

Ее так и подмывало спросить о Димитрии. Если этот посыльный работает у Комниноса, вдруг он что-нибудь слышал? Но она удержалась, понимая, что это покажется неуместным.

Через несколько дней тот же человек от Комниноса снова появился на улице Ирини. Он принес еще одну записку и пакет с тканью.

Дорогая Катерина, мне бы хотелось, чтобы Вы сшили из прилагаемого материала что-нибудь для кирии Комнинос. Надеюсь, Вы сможете прийти как можно скорее и снять мерки.

Катерина почувствовала себя польщенной, но и немного занервничала. Она отправила с тем же посыльным ответную записку, в которой сообщила, что придет завтра в полдень.