Ярость - Юрий Никитин

Кречет взял меня под руку, голос был натужно веселый:

– Мерзавцы, пытались вас похитить и вывезти наподводной лодке!

– Или на томагавке, – ответил я.

– Да, или крылатой ракете, – согласилсяКречет. – Когда мозги уплывают, это страшно. Даже хороший писатель выдаетпродукцию равную небольшому заводу, особенно если его переводят за рубежом, авалюта идет в нашу страну. Хороший ученый вообще неоценим... Кто, как неученые, придумали такую прочную танковую броню, самые мощные в мире вертолеты?Хороший ученый стоит танкового соединения, а то и малого ракетного комплекса!

Но и голос звучал не совсем весело, и глаза оставалисьтоскливыми. Бочком подошел Коломиец. Глаза у него были как у Кречета, но еще итревожными:

– В Думе ожидается буря. Там уж слышали о выступленияхпо телевидению... этих мулл... или муллов, как правильно? Завтра намечаетсятакое по Москве!... А сегодня депутаты поставят вопрос о доверии.

Кречет сказал нехотя:

– Придется придти.

– Стоит ли? Вам достанется.

– Попытаюсь что-то сказать.

– А есть что?

– Буду придумывать на ходу.

– Зря, – сказал Коломиец сожалеюще. – Толькораздразните. Они видят только свои кресла, свои оклады, квартиры, дачи... Вызамахнулись на их благополучие! Там двое-трое на вашей стороне, но что онимогут?

Что они могут, подумал я отчаянно. Видеть одно, мочь –другое. Видят и в других странах, что катятся в пропасть, но сделать ничего немогут, ибо видят единицы... а простому народу от президента до грузчика надохлеба и зрелищ! Отчаянный крик Мико Цунами... или как его там, ну, которыйлауреат Нобелевской премии, что призвал к возрождению доблести и чести, апотом, чтобы хоть как-то заметили его отчаянный призыв в жиреющей стране,сделал вид, что поднимает мятеж, и сделал себе харакири!.. Увы, даже не поняли,страна быстро тупеющих идиотов. Хотя пока еще гордятся стойким характером своихпредков, еще не плюют на них за идиотские с их точки зрения правила долга,справедливости, верности и чести. Но скоро плевать начнут.

Кречет вскоре отбыл, а мы наблюдали по телевизорам, какначалось заседание Думы. Камеры крупным планом показали надменное лицо Кречетав окружении двух-трех соратников, отвечающих за контакты с Думой.

Даже здесь, в большом кабинете Кречета, мы чувствовали запахвражды и озлобления, что пропитывал воздух необъятного зала Думы. За нашимиспинами невозмутимый Краснохарев отложил бумаги, снял очки, изредкапользовался, если шрифт мелок, подсел к нам и уставился на экран.

Председательствующий Гоголев после короткого вступления далслово Анчуткину, депутату от фракции рабоче-крестьянских тружеников. Камерыпоказали как круто сбитый Анчуткин поправил волосы ежиком и почти бегомустремился к трибуне. Без раскачки, предисловий, он сразу выбросил вперед руку,словно копьем протыкая злого дракона, выкрикнул бешено:

– Мы присутствуем... мы присутствуем при самом мерзкомзлодеянии, какое только могли представить! Нет, даже представить не могли!..Вон там сидит человек, у которого нет ничего святого!.. Предать церковь,предать веру... это... это... я не подберу слов для такого гнуснейшегопреступления! Это хуже, чем преступление! Это святотатство!!!

Собравшиеся согласно гудели, пошли выкрики, угрозы. Кречетпокосился на Чеканова. Судя по встревоженному лицу начальника охраны, тот тожене очень надеялся на своих людей. Кречет поднял руку, как школьник на уроке.

Гоголев воззвал в микрофон громко:

– Слово просит президент. Предоставить ему слово?

Голоса раздались со всех сторон:

– Предоставить!

– Нет!

– В шею предателя!

– Пусть скажет!

– Долой жидохохла!

Мы слышали, как в полумраке, Марина опустила жалюзи,пробормотал озадаченный Коган:

– Жидомасоном был, евроукраинский ремонт делал... можетбыть, и я уже жидохохол?

Крики становились все яростнее. Кречет снова поднял руку,Гоголев с трудом утихомирил шум, предложил компромиссное:

– Говорите с места.

– Да, преступление, – проговорил Кречет, емупротянули передвижной микрофон, но все уже услышали, как могучий голоспрезидента сломался, пустил петуха. Это было так непривычно для бравогогенерала, что шум начал затихать. На него смотрели с враждебным изумлением.Кречет повторил чуть тверже: – Да, преступление... Не преступление то, что вашАнчуткин под шумок приватизировал себе заводик и три магазина, не преступление,что открыл счет в швейцарском банке... Это при его-то зарплате депутата! Да-да,у меня есть доказательства... Не преступление, что и сейчас на своей загороднойдаче устраивает оргии с малолетними... теперь это разве преступление?.. И пустьна наши деньги – кто теперь не ворует?.. И что среди малолеток, которых онпользует, ваши дочери и даже мальчики, но сейчас это не преступление, а всеголишь сексуальное меньшинство, перед которым надо расшаркиваться! Но затопреступление – позволить вашим соседям по дому построить и себе церковь! У васих десять тысяч в одной Москве, пустые стоят, а им нельзя построить даже одну!Только потому, что их церковь называется мечетью!

Чеканов тем временем раздавал листки, их выхватывали такжадно, что едва не падали через спинки кресел. Сразу бросались читать, пошларугань, выкрики. Чеканов швырнул в избранников всю пачку. Листки подхватывалина лету, началась давка. Кто-то проталкивался из толпы, за плечами болталасьсумка с крупной надписью «ТВ-6».

– Хороший ход, – сказал напряженно Коган, он чутьперевел дыхание. – Но это займет их лишь на время.

– А мы и живем от отсрочки до отсрочки, – заметилза нашими спинами мудрый Краснохарев, – как раньше от получки до аванса.

Кречет в сопровождении недремлющего Чеканова и охраны встали пошел к выходу. Из ложи для прессы щелкали фотоаппараты, кричали, но гранатникто не бросал пока.

– За работу, – велел нам Краснохарев на правахглавы еще несформированного кабинета, – Сейчас приедет злой, горячий...Надо Когана выставить встречать, пусть на нем зло сорвет.

– Почему меня? – завопил Коган.

– Потому что Христа распял, – сказал Краснохаревнаставительно.

Коган вздохнул, наморщил лоб:

– А может и лучше, если ислам?

Сказбуш поморщился:

– Вам сказано – за работу? А то раскаркались подруку...

– Не получается? – поинтересовался Коган. –Над чем ломаете свою энкэвэдэшную голову?

– Церковь, – ответил Сказбуш тоскливо. – Моедело шпионов ловить, коганов выявлять, а я тут... Заново переживаю распад СССР!Помните, как одни члены Политбюро стали владельцами крупнейших банков, темсамым сохранив власть, но вдобавок получив возможность не таиться с оргиями направительственных дачах? Другие вовсе не оставили власть, а лишь перестроились,как члены Политбюро КПСС Ельцин, Алиев, Шеварднадзе... Кто-то не сталперекрашиваться в демократы, остался верен, вроде товарища Зюганова илиАмпилова. Теперь по тому же сценарию проводим церковников.