Разбитые маски - Анна Малышева

– Ты что это, Костик, девчонку в коридоре держишь?

– Свидетельница, – бурчал он.

– Так ты ее допроси и отпусти. Почему она так одета? Сбежала из дома?

В результате Таню кто-то угостил бутербродом, потом, выйдя из кабинета, Самохин увидел в ее руках яблоко. Девочка его не ела, а играла – подкидывала, хлопала в ладоши и ловила яблоко в сложенные горсти. «Ребенок, – думал он, – а внутри черт сидит. Ну не иначе как в мамашу пошла!»

К концу рабочего дня к нему принесли запрошенные данные из дела о самоубийстве Владыкина. Проверили отпечатки пальцев в квартире – все, какие удалось удовлетворительно снять и расшифровать. Большинство «пальцев» принадлежало самому покойному, остальные – вероятно, его «эффектной» даме. Были и другие, малочисленные и неопознанные, но они могли остаться от предыдущих жильцов, так как квартира явно не подвергалась частой и тщательной уборке.

Особенно внимательно обследовали подоконник и раму кухонного окна, откуда был совершен прыжок. Среди отпечатков в основном фигурировали те же – Владыкин и его предполагаемая дама. Однако нашлись еще одни – четкие, совсем свежие. И они принадлежали не кому иному, как Ирине Владыкиной. Ее отпечатки были сняты еще тогда, когда начиналось следствие по делу об ограблении. Самохин послал их коллеге, ведущему дело о самоубийстве, и попросил проверить. И вот – получил результат.

Как раз в этот момент ему позвонил коллега:

– Ну, ты доволен? Она только что убралась от меня вместе со своим адвокатом. Интересная женщина, а ты говорил – рожа!

– Она разная бывает, – пробормотал Самохин. – Слушай, надо ее хорошенько растрясти насчет времени, когда она ушла от своего бывшего супруга. Тебе она что говорила?

– Что ушла в два тридцать.

– А ее дочка заявляет, что мама вернулась после пяти. Спрашивается, где она шаталась после такого задушевного разговора?

Коллега заявил, что его больше интересует другое – кто послал телеграмму с адресом?

– При тех отношениях, которые были у супругов после развода, такая телеграммка очень похожа на чью-то месть.

– Заметь, женскую.

– Очень вероятно, – согласился коллега. – Слушай, ты мне обещал найти восточную красавицу. Это была не шутка?

– Она мне еще не звонила, – чуть улыбнувшись, ответил Самохин.

– Ну, ты даешь! Сама обещала позвонить? Смотри, я жду!

Когда он повесил трубку и выглянул из кабинета, девочки в коридоре уже не было. Он даже не знал, радоваться или тревожиться. «Куда она могла пойти? Домой? После того, что понарассказывала о матери? А вдруг девчонка пустится в бега? Дурак я, дурак! У нее же наверняка имеются какие-нибудь бабушки-тетушки! Нужно было отвезти ее к ним!» Но исправлять что-нибудь уже поздно.

* * *

– Где ты была?! Я спрашиваю, где шлялась?! – Ирина в ужасе осматривала дочь. – Ты что, гуляла в таком виде?

Та с непроницаемым лицом направилась было к себе в комнату, но мать удержала ее за локоть:

– Что это за номера?! Мне на цепь тебя посадить? Или запирать, когда ухожу?

– Я в окно выпрыгну, если запрешь, – процедила Таня, пытаясь вырвать руку. – Выпрыгну, как папа!

Ирина разжала пальцы. Упоминание о бывшем муже подействовало на нее как болезненный удар. Таня тряхнула растрепанными волосами и юркнула к себе Мать раздумывала недолго, она немедленно бросилась следом.

– Ты скажешь, где была?

– Я имею право пойти погулять.

– Какое право? – Та начала задыхаться. – Что я тебе сказала, когда уходила? Сиди дома, читай Толстого! А ты умотала на улицу почти голая! Босиком!

Мать, как всегда, сильно преувеличивала, но Таня к этому привыкла. Сегодня она не раз пожалела, что не переоделась перед уходом. Но ведь мать не сказала, надолго ли уходит, куда собирается. Она могла вернуться в любую минуту, даже с половины лестницы – Ирина любила устраивать домочадцам такие неожиданные проверки. Ее очень интересовало, что они делают и говорят, оставаясь без присмотра. После того как ушел муж, она переключила на дочку такое напряженное внимание, что Таня совсем пала духом. Теперь ей вменялось в вину даже то, что прежде считалось вполне дозволенным.

Однажды, думая, что мать ушла, она позвонила подружке и позвала ее в гости. Та пришла с приятелем, он принес три бутылки светлого пива и сигареты. Подростки включили MTV и почувствовали себя на седьмом небе. Гордая и счастливая Таня выступала в роли хозяйки салона. Обычно равнодушная к стряпне, на этот раз она сделала затейливые бутерброды с дорогими деликатесами – холодильник, как всегда, был переполнен, на еду Ирина не скупилась. А через несколько минут после того, как гости удобно расположились, явилась Ирина, которая якобы уезжала «до вечера»… Мать устроила безобразный скандал, после которого Таня проплакала всю ночь. Она знала, что никогда уже не осмелится пригласить к себе друзей, ей каждую минуту будет мерещиться звон ключей в замке, бешеные белые глаза, грязная ругань, разбитая тарелка с бутербродами, обвинения в алкоголизме и групповом сексе… Робкая попытка развлечься закончилась таким позором, что даже сейчас при одном воспоминании у нее мучительно горели щеки.

Вот и сегодня, наученная горьким опытом, она решила не рисковать, теряя лишнее время, и выбежала из дому в чем была. Только в метро Таня поняла, что забыла переобуться, и очень испугалась, что ее заберут в милицию, хотя, собственно, туда и шла Однако день был жаркий, люди были одеты более чем легко, и Танины тапочки (все-таки очень домашние) большого внимания не привлекали. А один парень на улице даже ей улыбнулся…

– Я спрашиваю тебя русским языком…

Таня легла на кровать и демонстративно открыла «Войну и мир». Гневный голос был ей так же привычен, как многим детям – ласковый. «Какой уж мир, у нас вечная война, но это уже не имеет никакого значения, – твердила про себя девочка. – Позлится и перестанет, чтобы опять начать!»

Когда отец жил с ними, было легче, тогда родители ссорились между собой, а Таню почти не трогали. И папа всегда заступался. И мама была не такой, как сейчас. Все-таки не такой!

– Ты будешь говорить или нет?

Таня перевернула страницу. Мать заплакала. Девочка сжала губы в тонкую беспощадную линию. Слезы было куда труднее вынести, чем крики. Когда на тебя кричат, чувствуешь себя жертвой, а это бывает даже приятно. Приятно знать, что с тобой поступают несправедливо, а ты все-таки на высоте – держишься, ни слова в ответ. А вот когда мама плачет… Тут чувствуешь себя палачом.

– Господи, за что мне это? – всхлипывала Ирина, усаживаясь в ногах у дочери. – Я чувствую, что и тебя потеряю, как твоего отца! Пойми, тебе не пять лет, когда можно бегать по улице в таком виде! Тебе пятнадцать! Ты взрослая почти, с тобой может такое случиться… Ну где ты была? Ноги грязные… На постель залезла…