История матери - Аманда Проуз

– Если бы я так не напилась, я не была бы такой несчастной, и, если бы у нас не было Лилли, не было бы и второго ребенка.

Джессика умолкла, она не до конца осознала, что на самом деле высказала вслух мысли, которые постоянно посещали ее, когда она оставалась наедине с собой. Казалось, что усыпившая ее бдительность мгновенная эйфория, в совокупности с шампанским, развязала ей язык.

– Я много размышляю о нас. Я представляю, что бы мы делали бы, если были бы только вдвоем. Мы бы не знали, что такое быть поистине выжатым как лимон, и не должны были бы каждый день ежесекундно концентрировать все свое внимание на ребенке. И я думаю о выкидыше и чувствую себя виноватой, потому что ты так расстроился, а я не ощутила ничего, кроме облегчения, это правда!

Согнув колени под простыней, Мэттью обхватил их руками и, преклонив голову, заплакал. Сначала Джессике казалось, что он смеется, до тех пор пока ей не стало ясно, что он всхлипывает.

– Мэтт! О нет, Мэтт! Не плачь! Почему ты плачешь? – Она села, прислонившись спиной к подушкам и не зная, что делать.

Мэттью не мог выговорить ни слова и только бормотал:

– О боже. О господи! – Прерывисто дыша, он плакал от горя и ярости. Он был не в состоянии говорить.

Джессика, прислушиваясь, смотрела на него с другого края кровати широко открытыми глазами.

Когда он наконец заговорил, его голос зазвучал как никогда резко.

– Нет! Нет, Джесс, я никогда так не думал. Я люблю свою дочку, люблю свою семью и никогда, никогда в жизни не смог бы думать о Лилли как о несчастье. – Это слово прозвучало почти как плевок. Вытерев слезы тыльной стороной ладони, он отбросил простыню и в замешательстве встал с кровати.

Джессика отпрянула, вжавшись в мягкую спинку кровати.

– Я не это имела в виду, – прошептала она.

– Нет? А что ты имела в виду, Джесс? Что, черт возьми, ты имела в виду? Я не понимаю, почему ты так ведешь себя. Я пытаюсь понять, действительно пытаюсь. Я был более чем терпелив, но порой я не понимаю, что, черт подери, происходит! Я не могу подстраиваться под твои перемены настроения. Каждый раз, открывая дверь ключом, я вообще не знаю, что меня ждет. Твои взлеты и падения оказывают огромное влияние на Лилли и на меня. Твое настроение отражается на нас как в зеркале – все мы идем у тебя на поводу, и это омерзительно, просто омерзительно! – Мэттью стоял у края кровати, пристально глядя на нее, будто видел впервые.

– Я знаю, что это омерзительно… просто я так устала, – сказала она. – Так устала, что все время хочу спать и не могу думать. А когда я думаю, мне становится так грустно, что это высасывает из меня все силы, какие у меня только есть, до последней капли, и мне не хватает себя. Той себя, какой я обычно была. Той себя, которая прыгала и смеялась, с надеждой глядя в будущее.

– Господи, тебе не хватает ее? Попробуй встать на мое место! Это мне, проклятие, не хватает ее, разумеется, если я когда-либо ее понимал. – Он стоял, подбоченясь, и в упор смотрел на жену, а потом проговорил резким тоном: – Иногда я в этом сомневаюсь.

– Я по-прежнему здесь, Мэтт. – Джессика стукнула себя по груди. – Прости меня за то, что я оказалась не той женщиной, которой ты хотел меня видеть. Я нуждаюсь в твоей помощи, Мэттью, и нуждаюсь в том, чтобы ты подождал, прошу тебя! – Она чуть ли не умоляла его. – Все придет в норму, когда я перестану чувствовать себя такой усталой. Придет. – Она кивнула, пытаясь убедить их обоих.

– Ты устала? – злобно фыркнул он. – Я пашу как проклятый, мотаясь из пригорода в город каждый день, час туда и час обратно, только для того, чтобы ты могла жить в этом проклятом доме, о котором ты мечтала, и ты устала? Я делаю все по дому, потому что не хочу, чтобы все превратилось в свинарник, чему ты, видимо, была бы рада, а я – нет.

– Не то чтобы я именно устала… мне кажется, что я нахожусь в тяжелом положении…

– В тяжелом положении? Вот что я скажу тебе, давай поменяемся. Я буду бродить по дому в пижаме и целый день играть с Лилли. Я, черт побери, только этим и буду заниматься. Господи, ведь ты даже не всегда готовишь ужин и не всегда убираешься в доме! Какого черта ты делаешь каждый день, что так устаешь?

Лежа на кровати, Джессика сползла еще ниже. Свернувшись в клубок, она натянула простыню на нос.

– Паз сказал, что я должен предоставить тебе время и свободу действий. Он сказал, что это не твоя вина, что ты нездорова.

Закрыв глаза, Джессика с ненавистью вспоминала о том, как подробно они с Топазом обсуждали ее проблемы. От этого она чувствовала себя неполноценной, но тогда кто же она? Она знала, что все обсуждают ее: ее родители, Полли, все. Поэтому ей казалось, что ей не с кем поговорить, некому доверить свои секреты. Она могла рассчитывать только на себя. Исключительно на себя.

Мэттью продолжал:

– Ради бога, сколько времени и свободы тебе нужно? Потому что, Джесс, вот что я скажу тебе. Моему терпению пришел конец, и мне очень трудно узнать в тебе ту девушку, на которой я женился.

– Я не знаю, куда она делась, Мэттью. Но мне хочется, чтобы она вернулась. Правда хочется. Но мне кажется, что я тону. Я тону, – прошептала она под простыней и внимательно посмотрела на него.

– И даже теперь ты не способна ничего сказать, ни слова. Ни одного чертова слова. Ты молчишь и лжешь. – Мэттью поднял с пола брюки и майку. – Лилли – это самое удивительное из созданного нами. Наше величайшее достижение. Она всегда на первом месте. Важнее нас и важнее тебя. Поняла?

– Прости, – с трудом проговорила она.

– О боже! Прошу тебя! Больше никаких «прости»! Я не хочу слышать твоих извинений. Они звучат несколько неубедительно. – Взявшись за ручку двери, он повернулся и посмотрел на лежавшую посреди огромной кровати жену. – Если честно, Джесс, иногда ты ведешь себя так, что мне очень трудно любить тебя.

Услышав, что дверь закрылась, Джессика оглядела комнату, которую он покинул. Скоро ее щеки горели от слез. Мысль, одна лишь мысль о том, что Мэттью не любит ее, была совершенно невыносима, так невыносима, что трудно было себе представить. Джессике всего лишь хотелось, чтобы все вернулось на круги своя, в те времена, когда они с Мэттью были счастливы. Она сделала бы все, абсолютно все, чтобы снова пережить эти дни.

18 июля 2015 г.

Сегодня утром я получила самую приятную новость, какую только можно себе представить. Я встретилась со своим врачом, который сказал мне, что через полтора месяца меня освободят. Полтора месяца! Я почти не могу поверить в это. Не могу! Я освобожусь от этих стен, и мне больше не придется давиться этой едой, от которой меня тошнит. Мне не терпится посмотреть на облака, походить по земле босыми ногами и наполнить легкие чистым воздухом. Я буду любоваться прекрасными видами, меня будет овевать легкий ветерок. Моя душа поет. Я улыбнулась впервые с незапамятных времен, и у меня в голове крутятся песни. Мне этого не хватало. Мне многого не хватало.