Придуманные люди с острова Минданао - Лев Минц

Он сидел на корточках в растерянности, оружие его в беспорядке валялось по траве, а ум боролся со странными новыми мыслями: «Почему тикают часы? Много ли растет в джунглях белого человека этих маленьких коробочек с рыбками внутри?»

Эксперимент провалился: не было уже прежнего Камбои, полноправного властелина джунглей. Он не стал человеком мира белых и не мог им стать, но уже не был и хозяином своего мира.

Это был уставший индеец. Его тело было обременено ненужными мелочами, голова переполнена мыслями о подарках, об огненной трубке, которая, может быть, перейдет к нему от белого вождя, об алюминиевой кастрюле, которую он постарается выменять у своего соседа, о зеркальце, которое он спрятал в надежном месте. («Надежно ли оно? Вдруг чужой человек любуется своим отражением именно в этот момент?»)

Камбои успел выучиться жадности, обману и подозрительности.

…Возвращались по другой тропинке. Камбои осторожно раздвигал ветки деревьев, лук его был натянут.

Вайка никогда не возвращаются с охоты с пустыми руками. А Камбои был прекрасным охотником. Он оставил надежду подстрелить крупную дичь и стал выслеживать мелкую. Он убил двух диких индеек и обезьянку и, связав их за ноги, перекинул добычу через плечо.

Шаг его был легким и быстрым. Он на время забыл чудеса другого, непонятного мира. Он снова стал самим собой (по крайней мере так показалось белому наблюдателю), снова стал главой семьи, индейцем-вайка, который возвращается с охоты домой и несет своей жене и детям свежее мясо.

«Но как я ни старался, — пишет Саласар, — сохранить в памяти Камбои таким, каким я видел его в этот день, — свободным индейцем, живущим в бесконечном мире джунглей, образ его не удерживался в моем сознании…»

Так вот, чтобы подобные вещи не произошли с тасадай-манубе, и намерен был доктор Элисальде защищать неведомое еще не так давно миру племя.

Гостями племени побывали несколько групп журналистов и антропологов. И даже эти короткие визиты оставили в жизни племени свои следы. Так, необычайно понравились тасадаям консервные банки. Именно сами банки, а не их содержимое. Тасадай-манубе расплющивали банки камнями и складывали пластины в специально отведенное место. Из них делали потом наконечники для палок, которыми выкапывают съедобные корни, или стрелы для ловушек-самострелов на мелкую дичь. Впрочем, тасадай-манубе ничего не имели против консервов, ели их с удовольствием, но относились к консервам несерьезно. Это, мол, вкусно и сытно, но с настоящей едой несравнимо.

А настоящая еда тасадай-манубе почти не изменилась: корни, водяные луковицы, лягушки. Еще сюда надо добавить мелких пресноводных крабов, ракушки и время от времени небольшую обезьяну или мелкого кабана. Последние два блюда появились в тасадайском меню совсем недавно: еще до прихода Элисальде, после встречи тасадаев с охотником Дафалом из племени манобо-блит. Он научил их ставить силки и мастерить самострелы.

Врачи, осматривавшие тасадаев, предположили, что вымирание племени (у тасадай-манубе очень мало детей) связано со скудным и крайне однообразным питанием.

Как быть? Привозить пищу и раздавать ее? Но это привело бы к новым проблемам: тасадай-манубе прекратили бы нормальный для них образ жизни. Доктор Элисальде решил действовать иначе. Тасадаям понравился рис, значит, нужно попробовать научить их его выращивать. Нескольких мужчин из леса отвезли в деревню племени манобо-блит. Манобо-блит выращивают рис самым примитивным и, по мнению ученых, вполне для тасадай-манубе доступным способом: выжигают участок леса и несколько лет используют удобренную золой почву.

Тасадай-манубе внимательно знакомились с жизнью и работой манобо-блит. Но они не могли взять в толк: зачем зарывать в землю зерно, которое можно съесть? Зачем нужно столько трудиться и ждать, когда можно накопать в лесу съедобных корней, которые совсем не хуже риса?

Некоторое изменение претерпела одежда тасадай-манубе (если можно назвать одеждой ее отсутствие). Все взрослые в племени хоть чем-то стали прикрывать тело, по крайней мере при встречах с посторонними людьми. В остальном материальная культура племени не изменилась. Тасадай-манубе с интересом могли смотреть на различные забавные и непонятные предметы, которых у пришельцев полно, но не выражали при этом ни малейшего желания обладать этими «штучками». Пока еще неясно, почему тасадай-манубе вели себя таким (сильно отличным от других примитивных племен) образом, скорее всего они не привыкли к мысли, что странные, прилетающие на ревущих железных птицах могущественные существа всего лишь люди, как и они сами. А если это не люди, а боги, то у них свои вещи, «божеские», и людям нечего их желать.

Язык тасадай-манубе не обогатился новыми словами. Неизвестно, как они стали обозначать понятия «вертолет», «консервная банка», «рис». Вероятно, прибегали пока к описательному методу: «то, что летит и шумит», к примеру. Новых понятий пока не так много, поэтому еще можно обходиться без новых слов.

Что будет дальше? Этот вопрос тревожил специалистов.

Большинство из них склонялось к мысли, что нужно медленно «выводить» тасадай-манубе на уровень хотя бы самых отсталых племен острова Минданао. Для тасадай-манубе это, конечно, было бы немыслимым шагом вперед. Постепенно сравнявшись с соседями, тасадай-манубе смогли бы развиваться вместе с другими племенами. Может быть, это позволит решить брачную проблему племени, где мужчин больше, чем женщин? Возьмите, к примеру, племя т'боли. Они ведь живут рядом…

Они действительно рядом: час полета на вертолете, и из района, где проживают тасадай-манубе, можно попасть в деревни племени т'боли. Но если в вашем распоряжении нет вертолета, если вы можете положиться лишь на собственную пару ног — вы доберетесь за месяц. Может быть.

А если вообще не знать, что у вас есть соседи, вы не доберетесь до них никогда.

В Маниле, филиппинской столице, обычно называют остров Минданао «диким-диким Югом». И верно: до самого недавнего времени народы, населяющие горные районы острова, были напрочь изолированы от экономических и культурных центров Филиппин. А это не могло не отразиться на уровне их развития. Внешний мир представал перед ними в образе миссионера, чиновника, прибывшего переписать население и установить налоги, торговца, втридорога продавшего всякие нужные вещи, сделанные в далеких от гор Минданао местах. После войны с целью поднять культурный уровень Юга, а заодно и «разгрузить» перенаселенные места правительство стало поощрять переселенцев: ведь если на Лусоне, самом развитом из Филиппинских островов, плотность населения достигает трехсот пятидесяти человек на квадратный километр, то на Минданао на том же километре живет едва один человек. При всем уважении к статистике следует оговорить, что излюбленные ею средние цифры хороши на бумаге, а в действительности люди населяют не весь остров, а лишь удобные для жизни прибрежные и равнинные места; в горном тропическом лесу можно бродить месяцами, не встретив живой души. Переселенцы старались занять именно эти удобные места. Начались конфликты, вскоре горцы познакомились с солдатами, которые защищали христиан-переселенцев. Переселенцы направляются в основном из перенаселенных районов острова Лусон, где живет крупнейший народ Филиппин — тагалы. Тагалы — христиане-католики, их язык — государственный язык Филиппин.