Придуманные люди с острова Минданао - Лев Минц

Мы пошли на свет и очутились у мощного входа с еле различимыми барельефами на колоннах. То был храм египетского бога Гора.

Прошу извинения у читателя, но я совершенно сознательно не описываю храм бога Гора. То же относится и к Долине царей в луксорском Занилье (следует понимать: противоположном берегу Нила).

Скажу лишь, что Долина очень обширна, совершенно безжизненна, а дорога к усыпальницам напоминает дорогу в ад. Уже от берега и до самого входа в Долину громоздятся высокие и — по сравнению с прибрежными деревенскими хижинами из ила — благоустроенные дома, расписанные в хрестоматийно-древнеегипетском стиле.

Подойдя ближе, я увидел вывески на них: «Институт алебастра», «Академия алебастра», «Алебастровая школа» — судя по обилию этих, несомненно, научных заведений, я попал в местный Академгородок древнеегипетских наук. Но тут из одного института выскочил человек со статуэткой в руках и кинулся ко мне с криком:

— Сэр! Подлинный алебастр из раскопок! Дешево, сэр!

На плече у него висела прозрачная пластиковая сумка, полная алебастровых скарабеев. Они, несомненно, были подлинниками из раскопок. И очень свежими подлинниками.

Я понял, куда попал. Под академическими вывесками скрывались кустарные мастерские по производству древностей. По секрету вам расскажут, что правительство давно собирается переселить отсюда людей, ибо под каждым домом есть шурф («Это семейная тайна, сэр! Три тысячи лет в нашей семье!»). При этом торговец ваткой быстро счищает со статуэтки свежую алебастровую пыль. Покупка подлинных, с пылу с жару древностей тоже входит в атмосферу путешествия по Нилу.

Г-н Кукушкин, мой спутник, обстоятельный человек в народовольческой бороде, пресытился древностями и возжелал купить кальян. Именно в Луксоре, ибо в здешних кофейнях он углядел просто роскошные курительные приспособления. К нему часто приходят друзья, пояснил он, и вместе они будут предаваться восточной неге, любуясь через окно пейзажами Фили-Мазилова.

Кукушкин попросил меня быть свидетелем при заключении сделки, пригласил еще одну даму. У входа в магазинчик стояла масса кальянов, кальянчиков и совсем маленьких кальянчат. Я показал на лавку г-ну Кукушкину. Тот мотнул головой: он уже был здесь, но здешние кальяны показались ему технически несовершенными.

В другой предложили неплохой кальян и предложили опробовать, для чего тут же достали спецуголь, спецтабак и глиняную чашечку. Г-н Кукушкин не решился на столь серьезный шаг, так как никогда не курил до этого кальяна. Я — тоже, но покупать вдвоем Кукушкину казалось надежнее. Вдвоем он собирался энергичнее сбить цену и потребовать в подарок две пачки местного табака.

Еще от дверей лавки я увидел на полке керамическую фигурку — уморительного старичка в серой галабее и красном тарбуше. Я тут же влюбился в эту фигурку и потребовал от г-на Кукушкина, чтобы он выпросил ее в виде подарка и отдал мне.

Хозяин же норовил всучить в дар скарабея, который в здешних краях служит как бы разменной монетой. Их вручают вместо сдачи или дарят при удачной (для продавца) покупке. Скарабеи бывают синие и серые, размером от таракана до детского кулака. Наши сумки и даже карманы были уже полны скарабеев.

Старик, заверял продавец, слишком дорог — 25 фунтов. Сам он берет такие фигурки по 30. И продает не каждому, а только тем, кто ему понравится. Это бывает не каждый день. Он оценивающе посмотрел на меня.

— Значит, я не зря зашел в ваш магазин, — отвечал я благодарно, — хотя что-то похожее видел в других местах…

— И правильно сделали! — перебил меня продавец.

— …но у меня, увы, нет должных денег. Десять фунтов, — упорно продолжил я, — и ни куруша больше!

Призывая Аллаха, мы пустились в торг.

— Двадцать пять и халас!

— Десять, чтобы не огорчить тебя. Когда ты еще увидишь достойного гостя?

— Двадцать пять, и я теряю на этом!

— Аллах на небе! — горестно воскликнул я.

— Ты мусульманин? — продавец понизил голос.

— Я — не шиит, — искренне ответил я полуправдой.

— О, брат, двадцать два!

— Десять, о, брат, ибо нет у меня денег, но я хочу, чтобы ты обо мне помнил.

Он сделал заход с другой стороны:

— А ты постишься в рамадан?

— О, брат, — отвечал я, показывая на своих светловолосых спутников, — мы вместе делим трудности пути, и как мог бы я усугубить их трудности? Разве смогли бы они есть, глядя на меня?

— Трудно тебе, брат! Двадцать!

— Сказано ведь: «Возьми их грех на себя», — благочестиво сказал я, не подчеркивая, что сказано это мною и только что, — одиннадцать!

— Да, так сказано. Пятнадцать, брат!

— Двенадцать и все, машалла!

— Тринадцать, но только для тебя, иншалла, и не говори никому, за сколько ты купил.

Продавец победил. Я сдался. Честно говоря, я купил бы и дороже, очень уж мне понравилась фигурка. Даже не знаю почему. Мы хлопнули по рукам.

Он завернул статуэтку в обрывок газеты «Аль-Ахрам». Мы покурили с Кукушкиным. Кальян так уютно булькал…

Вдохновленный победою надо мною (и, очевидно, господином Кукушкиным) хозяин подарил ему табак. И сунул нам по скарабею. Время поджимало. По случаю удачной и объемистой покупки г-н Кукушкин кликнул фаэтон. Вдоль викторианских фасадов старомодных отелей мы двигались к «Аиде II» под цоканье копыт.

Я развернул сверток, чтобы еще раз полюбоваться покупкой. Старец браво глянул на меня из-под тарбуша. И я вдруг понял, чем привлекла меня эта фигурка.

Это был один к одному капитан нильского парохода…

* * *