На крыльях моей боли - Оксана Александровна Ильина

ней. – Я нанял знакомого детектива, и он предоставил мне неоспоримые доказательства. 

– Бред! – воскликнула Даша и, выдернув флешку из разъема, швырнула на пол, после чего вскочила на ноги и ненавистно растоптала носитель. Однако, увидев осколки, она осела на пол и дрожащими руками принялась истерично все собирать, всхлипнув: – Это же было последнее видео, на котором папа... 

– Оставь, – велел Егор, поднимая девушку с пола и усаживая в кресло. – Успокойся, я отдам айтишнику, и он восстановит запись. 

– Правда? – с отчаянной надеждой она посмотрела на него. 

– Правда… 

– Все, что ты там услышал, – ложь, – немного отдышавшись, промямлила Даша. – Его заставили, понимаешь? Заставили! Угрожали, что мне навредят! 

– Понимаю, он хотел тебя уберечь и поэтому не рассказал правду, – произнес Егор, нависая над ней. 

– Какую правду? – взвизгнула девушка, оттолкнув его. – Я все прекрасно знаю! Знаю до мелочей! А вот то, что знаешь ты, – чистой воды ложь! – рассмеялась она как сумасшедшая. – Тебя ослепили, обвели вокруг пальца, и ты кинулся мстить невиновному человеку. Но, тсс, – приложила она палец к своим губам, заставляя себя же замолчать. – Больше ни слова! Как я и сказала, ты узнаешь правду сам. 

– Какая еще тебе нужна правда? – зарычал Егор злобно. – Твой отец сам признался во всем! 

– И что? Ты тоже признавался мне в любви, но разве это было правдой? 

– Здесь другое! 

– Нет, то же самое! Когда выгодно, человек легко может выдать ложь за правду. Ты – ради своих мерзких целей, папа – ради того, чтобы защитить меня! 

– Ты говоришь о правде, а сама не готова принять ее. Что будет, если я узнаю то же самое? – сверкнул Егор чернющими глазами. 

– Ты узнай сначала! 

– Хватит! Понятия не имею, что ты вбила себе в голову, но это бред сумасшедшего! 

– Значит, не согласен на мои условия? – он промолчал, подтверждая этим ее предположения. – Черт с тобой! На пушечный выстрел к нам не подойдешь! И меня здесь даже дьявол не удержит! 

Даша метнулась к двери, но он поймал ее, зажав в кольцо из своих рук. 

– Успокойся, я еще ничего не ответил, – пробубнил мужчина ей в ухо, пытаясь нейтрализовать дашины попытки вырваться. 

– И без слов все понятно! – шипела она в ярости. – Убери от меня руки! 

– Уберу, как только прекратишь беситься! 

– Все, я спокойна! – застыла она резко. – Отпускай! 

Только он расцепил руки, как девушка влепила ему звонкую пощечину. 

– Это еще за что? – ошарашенно спросил Егор. 

– Больше никогда не смей вот так ко мне прикасаться! Никогда! – угрожающе выпалила Даша. 

– Я лишь хотел сказать, что согласен, – едва сдерживаясь, заявил Егор.

– Согласен? – переспросила растерянно девушка. 

– Да, я сделаю то, что ты просишь, даже если так называемая правда тебя не устроит! 

– Скорее она не устроит тебя! – самоуверенно выплюнула Даша ему в лицо. – У тебя ровно месяц и ни дня больше! 

– Этот месяц ты с дочерью будешь здесь! – скомандовал он, всем своим видом давая понять, что не примет возражений. 

– Хорошо, через месяц мы так или иначе покинем твой дом, – согласилась, скрепя сердце, Даша. 

– Посмотрим, – буркнул Егор. – Кстати, пока вы будете здесь, в твоей квартире можно сделать ремонт и избавиться от старой мебели. Не хватало еще, чтобы дочь лоб себе расшибла об острые углы. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Спасибо, но как-нибудь обойдусь, – скорчила она невольную гримасу. – Ты лучше своим камином займись: или разожги уже его, наконец-то, или избавься.  Раздражает, что стоит без дела. 

ЕГОР

Мужчина посмотрел на захлопнувшуюся дверь и рухнул в кресло. Его колотило изнутри. Он аж до скрежета сжимал зубы, дабы побороть гнев, разрывающий каждую клетку тела. Повторял себе с десяток раз: «Главное, что дочь жива, остальное неважно». Однако, вспоминая эти адские недели, он вновь приходил в бешенство. Каждый день, каждый час, каждую минуту Егор выгорал дотла. Когда пришло осознание, что дочь действительно умерла, он чуть не сдох сам. Хотя, наверное, та единственная часть, которая все еще связывала его с жизнью, в тот момент испустила последний дух. Он закрывал глаза и видел монитор УЗИ, на котором виднелось нечеткое очертание дочери. Егор представлял малышку и выл, сбивая кулаки о стену. Да, он ни разу не видел дочери, не ощущал ее запаха, не держал на руках, но, несмотря на это, чувствовал огромную, неразрывную связь с ней. Это было неописуемое ощущение! Когда погибла Лена… он не сразу узнал о ребенке. На тот момент его агония и так достигла предела, а новость о беременности лишь подлила масла в огонь и все равно воспринималась как что-то нереальное, далекое. Возможно, потому, что слишком поздно это стало ему известно. На тот момент он слишком запутался, потерял голову, сходил с ума и в этой помешанности не различал боли, не разделял. Мужчина оплакивал Лену, а автоматически соответственно и ребенка. Тогда было самое настоящее пекло, но то, что Егор пережил в этот раз, превзошло все. Этого ребенка он чувствовал, как биение собственного сердца… С трепетом ощущал, как дочь шевелится в животе у Даши. Да, всего только раз, но он навсегда запечатлел в памяти то ценное мгновение. 

Егор изводился от беспокойства, когда она рожала. Он даже не представлял, что может переживать за кого-то так сильно. А потом вдруг узнал про смерть дочери… Ему будто вонзили кол в сердце, переломали все ребра, вырвали легкие. Егор ехал тогда из больницы и остановился посреди дороги. Он ослеп, оглох, онемел... Единственная картина перед глазами – это маленькая девочка. Крохотное безжизненное тельце. Он видел за свою жизнь достаточно смертей, но мысль о том, что где-то в холоде сейчас лежит его новорожденная дочь, взрывали мозг. Хотелось рыть ногтями асфальт, вгрызаться зубами в землю. Отчаянно хотелось поменяться с ней местами. Егор в тот момент впервые в жизни обратился к Богу и попросил, чтобы Даша как можно дольше проспала и как можно позже узнала про смерть дочери. Возможно, к тому времени ему удастся взять себя в руки и поддержать ее… 

Но ей поддержка оказалась не нужна... А он задыхался, как рыба, выброшенная на берег. Даже узнал, когда Дашу выписывают. Приехал, чтобы убедиться в том,