Иерихон - Басти Родригез-Иньюригарро
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Перейти на страницу:
Меж рёбер недуг зачерпывай горстью,
пусть искры зажгут труху при норд-осте.
Всё верно, я жду на здешнем погосте,
что в полночь придут незваные гости.
Контрастность камей в насмешливых лицах:
всё то, что «не смей», но смеет и снится,
всё то, что сильней таблетки, таблицы.
В театре теней завёлся убийца.
Он — пепел и прах сожжённой бумаги,
сквозная дыра в доктрине о благе,
он — медленный яд туманного слова.
Невинные спят и ждут крысолова.
* * *
Рассказ без финала — открытая рана —
про странные земли, про зыбкие страны,
где солнце процежено в мокрые клочья,
где ясное небо бывает лишь ночью:
при звёздах над крышами чётко видны
вороньи скелеты; дорожка луны,
вспоров водоём, сверкает эспадой, но
солнце встаёт — барометр падает.
Что там, за тучей? Ближе смотри:
буря назрела рядом, внутри.
Рассвет непроглядней подлунных бессонниц,
попутчик и встречный — всегда незнакомец,
а вытянешь руки — теряешь ладони.
Фантомы тем площе, чем сумрак бездонней.
Дрожат очертания — кто разберёт?
То море за дамбой, то враг у ворот.
Что выловил взгляд: кострище, лампаду?
Единственный факт: барометр падает.
Стой! Отсыревший провод искрит.
Эхо — снаружи, буря — внутри.
Жечь свечи — бессмысленно, факелы — рано.
Играет на нервах, щекочет мембраны
рокочущий гул неизвестно откуда;
качается чаша, растёт амплитуда.
Ни с места, не трогай, вдохни и замри:
снаружи лишь ветер, а буря — внутри,
под выдох сосуд расколется надвое.
Риски растут — барометр падает.
* * *
Несвежее утро, затоптанный луг.
Вповалку — пастушьи никчёмные дети:
кресты самолётно раскинутых рук
в набухшее небо забросили сети.
Они по ночам зажигали костры —
не чтобы согреться, а ради забавы;
не к месту красивы, небрежно мудры,
бесспорно виновны, по-своему правы.
Пуская по венам ночную росу,
глушили настойку корней валерьяны,
считали лекарством змеиный укус,
дорогами — сны, а ведро — барабаном.
Пока не тускнела похмельно луна,
звенели браслеты, шуршали в мараках
фруктовые косточки и семена
ещё не рождённых желаний и страхов.
Он вздрогнул, проснулся, сквозь смех закричал:
«Недоброе утро, заблудшее стадо!».
Заблеяли овцы с холмов: «По ночам
бесчинствуют, нынче назвать себя рады —
вы слышали, как? Не работая, ждут
что их обеспечат и маслом, и хлебом.
Подгнившая кровь, непригодный продукт,
бесплодная почва, коптители неба!
Рисуют углём на руках и лице —
такая нелепость рискованней яда.
У нас есть работа, идея и цель,
уж мы — не порочны, уж мы-то не стадо.
Беда, если конь не приучен к седлу,
любителям танцев не быть пастухами.
Во что превратили затоптанный луг,
что нам не годится, но дорог, как память?».
Он капле росы на дубовом листе
спросонья шептал под шуршанье в мараках:
«Я видел поля обнаженных костей
и алое море танцующих маков».
Тянулись друг к другу в смертельной тоске
капризные рты, заострённые плечи;
никчёмные дети ушли налегке,
он шёл впереди, обречённо беспечен,
и слышал в груди нарастающий гул —
под рёбрами море рвало и метало.
А стадо ударно паслось на лугу
и стойко держалось своих идеалов.
* * *
Куда прикажешь себя волочь?
Цепь окон, ремонт, уют.
Шатаясь, вышел в чужую ночь,
а думал, идёт в свою.
Неоном вывески «Обувь», «Связь»,
в двух улицах пасть метро.
Он весь непрошеный: кровь и грязь,
и даже, пожалуй, рок.
Сквозь копоть пахнет смолой и мхом,
подумалось: рубишь лес —
он плачет щепками. Иерихон
дымит за спиной. В стекле
витрин плывёт всё то же лицо,
ни пряди седых волос —
убил бы сам за прищур с ленцой,
живучесть и спящий мозг.
Ввязался, рот приложил к трубе
(а город — не крепость — тлен),
забыл задуматься, чей хребет
раскрошат обломки стен.
В листве лимонами — фонари,
неонами — «Bar», «Hotel».
Живой — будь счастлив, дыши, смотри:
ты страстно сюда хотел.
Из носа — кровь, а из лёгких — смех.
Не думай, шагай быстрей.
Блокнот у сердца — устав для всех
чужих монастырей.
Перейти на страницу:
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!