Ангел бездны - Пьер Бордаж

Новые легионеры сядут в вагоны не раньше семи вечера. Таким образом, у них был целый день, чтобы пошататься по вокзалу, она же располагала временем до четырех часов, чтобы обласкать прекрасного ангелочка, своего избранника. Составы отправлялись двенадцать раз в году, значит, сегодня она в шестьдесят третий раз «окажет личную поддержку» юному солдату, которого ждет фронт. Она вела дневник, куда записывала имена, даты, оценки: своего рода рукописная база данных, созданная на основе информатики. О своих железнодорожных приключениях она никогда не рассказывала никому – даже Шарлотте, лучшей подруге. Что же касается мужа, этот молчаливый человек, сносивший тяготы жизни с ледяным смирением, плевать хотел на маленькие игры, которым раз в месяц предавалась его жена на Восточном вокзале. По крайней мере, она так думала. Каждую из будущих жертв великой бойни она считала ребенком, которого у нее самой не было. Своего сына она защищала бы, как волчица, и не допустила бы, чтобы он попал в грязную траншею. Как могли матери быть такими покорными, такими глупыми? Неужели у них от постоянных родов отказали мозги?

Вот этот.

Крепкий, темные волосы, хищная повадка, жестокость в улыбке, в глазах, но при этом уязвимость, лихорадочная тревога, почти страдание. Один, сидит на своем ранце, с окурком на губе, затерянный в этом огромном улье, где вокруг на разных языках гудят черные пчелы.

Заплатив по счету, она встает и устремляется к добыче с резвостью вышедшей на охоту львицы.

– Не дадите прикурить?

Он вздрагивает, вопросительно смотрит на нее, уже готовый на все. Она знает, что все еще красива в своем летнем платье, стянутом на талии плетеным кожаным ремешком, со своими темными волнистыми волосами, черными глазами, бледным лицом, полными губами, длинными стройными ногами. Он протягивает ей зажигалку, которую вынул из брючного кармана, она склоняется к нему, подносит сигарету к тусклому желтому пламени – плохо очищенный бензин, дает ему время хорошенько рассмотреть свою декольтированную грудь.

– На Восточный фронт?

Она всегда начинает с этого удручающе банального вопроса, который помогает им разговориться, смягчить нервное напряжение, развеять страх, засевший в горле и животе.

– Нуда, как и все остальные, – отвечает он, махнув рукой в сторону группы юношей в черных мундирах.

– Вы откуда?

– Из деревни в центре страны. Недалеко от Буржа.

– Что вы чувствовали, когда уезжали из дома?

Он сильно затягивается сигаретой, красный кончик которой почти обжигает ему скулы и брови.

– Я думал, что… в общем, я больше всего хотел защищать Европу, надеть этот мундир.

– Хотели?

– Я… я познакомился с одним парнем на сборах в Бурже. Он меня… как бы это сказать? Он смотрел на все иначе, чем я. И порой мне кажется, что он был прав.

– Вашего друга нет с вами?

Глаза легионера заполняются слезами, он пытается скрыть волнение, выдохнув клуб дыма.

– В последнюю ночь он покончил с собой. Прямо перед отправкой. Он дал очередь сюда – легионер указывает на пах – и сюда – тычет пальцем в сердце. Он сказал мне, что родители заставили его идти в армию, несмотря на болезнь. БПЗ, вы о ней знаете? Но я думаю, они сделали это потому, что он был педиком. Он оставил мне письмо. Я как раз сегодня нашел его в своих вещах.

Тронутая этим отчаянием и искренностью, она с трудом удерживается от того, чтобы прижать его к груди, приласкать. У него стать мужчины и вид потерянного ребенка. Сколько ему может быть лет? Шестнадцать, не больше. Она умирает от желания раздеть его, коснуться кожи, упругость и нежность которой угадывает под черной рубашкой и брюками.

– Почему бы нам не обсудить это в приятном тихом месте?

Он задерживает взгляд на группе испанских легионеров, чей смех гулко отдается под сводом из стекла и стали.

– Так ведь… я не знаю, можно ли нам покидать вокзал.

Она кладет ладонь на его запястье.

– У вас… у нас полно времени. Перекличка будет не раньше 18 часов. Я приглашаю вас на обед.

– В ресторан?

Она смотрит на него, выпуская колечки дыма из ноздрей и рта. Наверное, он никогда не был в ресторане. Быть может, вообще впервые выбрался из своей глуши.

– У меня. Там будет спокойнее.

– А у вас, это где?

– В двух шагах. Идете… идешь?

Она направляется к одному из выходов, не оборачиваясь, уверенная в том, что выиграла партию.

Улегшись голыми в постель, они с аппетитом съели блюда, которые она заказала в ресторане внизу. Она сняла комнату в отеле на день, как всегда во время своих вылазок на Восточный вокзал. Хозяину за стойкой она сунула бумажку в двадцать евро – в обмен на молчание. Поначалу, когда она появлялась с очередным молокососом, отправляющимся на фронт, он взирал на нее сурово. Потом привык – с помощью бумажек в двадцать евро, – и между ними установилось подобие союза. В конце концов, какое ему дело, если хорошенькая женщина забавляется с пушечным мясом в его самом большом и дорогом номере? Он зарабатывал деньги, дамочка наслаждалась, малыш-легионер получал свою порцию удовольствия перед тем, как угодить под пулеметный огонь исламистов, словом, все были довольны. Около половины первого он сам поднимался с подносом, принесенным официантом из ресторана, стучал в дверь, оставлял заказ на площадке и возвращался за стойку с некоторым удовлетворением от сознания исполненного долга.

Она поглаживала кончиками пальцев спину и плечи своего мимолетного любовника. Он с трогательной застенчивостью признался ей, что до нее у него не было женщин. Это были единственные слова, которыми они обменялись на улице и в коридоре. Войдя в номер, он снял ранец, винтовку, она положила сумочку, и они ринулись друг к другу, как бешеные животные. Он показал себя неумелым и неловким, как прежние шестьдесят два, но страстное желание и напор с лихвой компенсировали эти недостатки. Кончал он очередями, прямо штурмовая винтовка, сходная с тем серебристым оружием, что лежало в углу на вещмешке. Если бы хозяин не постучал в дверь, он, наверное, и не остановился бы. Его прямой гладкий член дивно коричневого цвета не расслаблялся с того момента, как она сняла с него трусы. Она уже не знала, сколько оргазмов он испытал. Впрочем, не знала этого и о себе. Едва она прикоснулась к его члену с легкостью вспорхнувшей на ветку птицы, как он задрожал всем телом, застонал и вошел в нее. Мощь и внезапность его семяизвержения ошеломила ее. Настоящий водопад. Острый запах пота и спермы заполнил комнату.

Она чувствует, как плывет, несется по волнам, утопает в энергии своего малыша-легионера. Наклоняется, чтобы поцеловать его в живот, прежде чем закурить сигарету.

– Ты говорил о письме?

С огромной порцией риса и телятины он расправился почти мгновенно, в три приема.

– В заднем кармане брюк.

Она встает и подходит к черной одежде, разбросанной на полу. Сперма стекает по ее бедрам. Она никогда не предохраняется. Наказав ее бесплодием, природа сама позаботилась о контрацепции, однако всегда есть риск подхватить СПИД или какую-нибудь венерическую болезнь. Ощущение опасности вкупе с отчаянным напором юных легионеров придает ее объятиям необыкновенную страстность. Подумать только, ведь муж считает ее фригидной, лишенной интереса к сексу. С ним любовный акт сводится к судорожному проталкиванию, за которым почти сразу следует крысиный оргазм. Ей часто хочется поразить Шарлотту, которая воображает, будто шокирует ее рассказами об изощренных любовных играх с мужем, постоянным любовником и любовником временным. Она подавляет это желание: нет ничего слаще тайных удовольствий, на краю пропасти.