Ангел бездны - Пьер Бордаж

До самого заката они шли не останавливаясь на восток, ориентируясь по солнцу, которое иногда, между двумя ливнями, показывалось среди облаков. Они обогнули небольшой городок, также лежавший в руинах и заросший растительностью. На пути им встречались только потревоженные их появлением животные – кабаны, олени, одичавшие коровы и бараны.

Пиба терзали голод и жажда. Он почти жалел, что согласился на этот предложенный Стеф средиземноморский «круиз». Хотя на траулере было совсем неплохо, несмотря на постоянный мерзкий запах рыбы, – там можно было отдохнуть, и какая-то еда перепадала. Сейчас он оказался в проклятом саду – в краю, где людям больше не было места. Полная противоположность Эдему. Он дрожал от холода в своей все еще влажной одежде. Он даже не смел достать пистолет, чтобы свалить какого-нибудь зверя, как посоветовал ему старший из беженцев. Он боялся потревожить те неприкаянные души, которые бродили среди пепелищ. Иногда ему чудилось, будто к нему прикасаются умоляющие руки. Он спрашивал себя, не падет ли заклятие и на него, не утянут ли его в царство духов. Можно было защищаться против негодяя-капитана, нельзя – против мира невидимого.

Стеф сорвала свою повязку и отбросила прочь. Рана на лбу и подбритые волосы не обезобразили ее, напротив, лишь подчеркнули почти ирреальную прелесть черт. Вымокшее от дождя платье, которое она кое-как заштопала с помощью ниток из рыболовных сетей, облепило тело. Сквозь прорехи виднелись трусики и живот. Ей надо было срочно переодеться, чтобы выдержать холод и промозглую, почти неестественную сырость, воцарившуюся на этом громадном кладбище, быть может, следовало поискать теплые вещи в каких-нибудь развалинах. От атлантического побережья до восточных окраин Европа являла собой удручающее зрелище руин и скорби. Ее историческая западная основа не так пострадала, как Албания и земли, где проходил Восточный фронт, но, если никто не остановит архангела Михаила с его разрушительным огнем, Франция, Германия, Италия, Испания, Великобритания, Северные страны, в свою очередь, будут обращены в пепел.

Если никто не остановит архангела Михаила…

Пиб метнул недоверчивый взгляд на Стеф, шагавшую рядом с ним. Застыл на месте, пораженный внезапной ошеломительной догадкой.

Господи Боже, да ведь эта девчонка задумала нелепый, сумасшедший план избавить мир от архангела Михаила, самого загадочного и самого недоступного человека Европы.

Первых живых людей они встретили в нескольких километрах от города Гжирокастёра, согласно указателю.

– Это к северу от Сарандё, – сказал Мустафа, – мы выбрали неверное направление.

Встречу нельзя было назвать удачной, поскольку им пришлось убивать. Это был польский фермер, которому европейское правительство, как объяснил он по-немецки, пока до него не дошло, что перед ним усамы, выделило несколько сотен гектаров доброй албанской земли. От средиземноморского климата не отказываются, особенно если за плечами сорок польских зим, хотя летом здесь теперь не так сухо и жарко, как в прежние времена – Мустафа переводил остальным на французский.

Его старый грузовик с брезентовым верхом остановился посреди пустой дороги. Тарик советовал укрыться за кустами, но Мурад велел им не двигаться с места. Быть может, это шанс, которого они ждали, посланный Богом дар. Поляк осекся на середине фразы. В его налитых кровью глазах – водка – вдруг мелькнул проблеск понимания, догадки. Отпустив ручной тормоз, он налег всем телом на педаль акселератора, однако Мурад успел открыть дверцу, ухватить его за ворот синего рабочего комбинезона и вытащить из машины. Грузовик проехал около тридцати метров и встал, уткнувшись в бугорок. Мурад прижал поляка к земле и крикнул Тарику, чтобы тот пустил в ход ружье капитана. Тарик действовал удручающе неумело и только с десятого удара прикладом сумел проломить поляку голову. Старшая из женщин, не выдержав, протянула ему нож, чтобы он убил чисто и достойно, но тут польский череп наконец не выдержал. Они оттащили тело в ближайшие кусты, предварительно обыскав карманы и найдя две бумажки по двадцать евро, несколько монет, нож, фонарик, водительские права, фотографию женщины с тремя светловолосыми ребятишками.

– У него были дети, – прошептала одна из женщин.

– Мы на войне, – отрезал Мурад. – Ты полагаешь, что христиане пожалели албанских женщин и детей?

Мурад, Тарик и Мустафа сели в кабину, остальные залезли в кузов, где стояли ящики со сливами. Машина тронулась со скрипом и загромыхала по пустой дороге. Держась за борта, Пиб и другие обжирались сливами, выплевывая косточки в дыры брезентового покрытия. Вскоре дорога стала утрамбованной и частично мощеной камнями, проехали через фруктовый сад и оказались у ворот фермы. Рокот мотора распугал уток и гусей, топтавшихся возле навозной кучи и грязной лужи. Грузовик остановился, хлопнула дверца, и в просвете между брезентом и бортом показалась взъерошенная голова Мурада.

– Надо залить бак бензином и запастись провизией. Потом двинемся в Грецию.

В сумраке амбара Пиб разглядел две крошечные фигуры с золотистым ореолом волос. Старшая из беженок, которая также заметила двух девочек, показала на ведущий к дому телефонный провод, подвешенный на столбах и деревьях.

– Они могут поднять тревогу.

– Тем более нельзя терять времени. Займемся ими потом.

Беженцы пошли к дому. Стеф, схватив Пиба за руку, удержала его в кузове под брезентом.

– Не можем же мы позволить им убить детей, – негодующе сказал он.

– Порой люди оказываются в плохом месте в плохое время.

– Порой я тебя перестаю понимать, Задница!

– Я же не о детях говорю.

В светлых, с золотистыми искрами, глазах Стеф не было и тени насмешки. Он все-таки хотел спуститься, но она сжала его руку, как клещами, и внезапно прижалась губами к его рту так внезапно, так сильно, что он едва не задохнулся от радости и изумления. Вонь бензина и сладкий до противности запах слив помешали ему насладиться этим поцелуем, который он тысячи раз представлял в воображении. Кроме того, усамы намеревались зарезать женщину и трех невинных детей из-за нескольких литров топлива, из-за провизии. Уста Стеф были источником свежести, куда он с восторгом нырнул бы, но при других обстоятельствах.

Гогот гусей и кряканье уток не заглушили рокота мотора. Точнее говоря, нескольких моторов. Стеф оторвалась от губ Пиба со сверкающими глазами и замерла в позе настороженного зверька.

Пиб рискнул заглянуть в прореху на брезентовом верхе грузовика и увидел перед собой двор фермы. Туда въезжали три машины, черные микроавтобусы с зарешеченными окнами, с двумя серебристыми буквами П на дверцах. Легионеры.

– Черт, что будем делать? – выдохнул Пиб.

– Пока останемся здесь, – шепнула в ответ Стеф.

– Кто же их предупредил?

– Никто. Думаю, они всегда заезжают на эту ферму. Она для них нечто вроде постоялого двора или пункта снабжения.

Микроавтобусы остановились в нескольких метрах от дома, и из них посыпались люди в черном, числом не меньше двадцати. Эта сцена оживила в памяти Пиба кошмарные воспоминания о том, как подручные легиона ворвались к родителям Зары. То же чувство, будто само небо выплевывает когорты ангелов зла. Он вынул пушку из внутреннего кармана куртки, машинально проверил предохранитель.