Шипы и розы - Лана Каминская

– Вы не пытались изменить вашу с ним жизнь?

– Я пыталась узнать его поближе, но чем больше узнавала, тем больше понимала, что мы совершенно не подходим друг другу. В итоге, я просто замкнулась в себе, занималась домом и разными мелочами, которые требовали внимания и на которые у Джейкоба не находилось времени. Скажу вам честно, кое-какие из тех мелочей оказались весьма любопытны.

– Что же это? Благотворительный фонд? Сплошная скука.

– Если сравнить с маханием кулаками, то первое место однозначно будет не за благотворительностью. Да, возможно, большая часть этого занятия – сплошная рутина, но были и интересные, я бы даже сказала, познавательные, моменты.

– И вам эта работа хорошо далась. Когда фондом занималась матушка, он не был столь популярен и набит деньгами. Сейчас же, если собрать все деньги фонда и положить в сейф, его стены точно не выдержат и треснут. Сильно повезло тем школам, которые находятся под вашим патронажем.

– В этом не только моя заслуга. Связи Джейкоба удивительны! Он нашёл многих людей, готовых безвозмездно помогать сиротам и бедным семьям. И самое изумительное – до встречи с Джейкобом те люди никогда не задумывались о том, чтобы осчастливить своим богатством кого-то ещё.

– Какие скряги! Как же отец их уломал? Видимо, у него врожденный талант убеждения. Никогда раньше не замечал за ним такой черты. Да и вообще удивлён, что фонд вдруг стал ему интересен. Когда им занималась  мать, отец ей не помогал. Но она не сдалась и сумела привлечь немного средств. Однако на траты была скупа.

– Да? Почему? Разве цель благотворительности в накопительстве? Я думала, как раз в тратах.

Тим задумчиво почесал переносицу.

– Вопрос интересный. Наверно, потому что писем с просьбами о помощи приходила уйма, а возможностей всем помочь было кот наплакал. Вот и приходилось быть избирательной.

– Странно. Когда я взялась продолжить дело вашей матушки, то обнаружила, что в плане финансов у фонда было всё в порядке. Я изучила документы, и в них было сказано, что все накопленные деньги пошли на восстановление разрушенного наводнением корпуса школы для мальчиков.  Это случилось почти сразу после смерти леди Андервуд и потребовало всех денег фонда. Но ваш отец ни о чём не жалел. Он говорил, что таково было желание его жены. Ваша мать хотела, чтобы пожертвованные средства были направлены на какое-нибудь масштабное и благое дело. Что ж, её последняя воля была полностью исполнена. Кстати, та школа находится в окрестностях Девона. Сама я в тех местах никогда не бывала, но Джейкоб рассказывал, что на развилке у школы растёт огромное дерево с раздвоенным стволом и чёрными ветвями, в которых любят гнездиться вороны.

Малеста говорила воодушевлённо, совсем не заметив, как Тим вдруг нахмурился и его глаза принялись бегать из стороны в сторону, а взгляд напрягся, как, видимо, напряглись и мысли.

– Дерево с раздвоенным стволом, говорите?

– Именно. Джейкоб сказал, оно страшное и даже проклято. Может, оно и навлекло беду на то несчастное здание?

– В наших краях есть только одно чёрное дерево на развилке, но там нет никакой школы. И никогда не было. Вокруг только поля, где сеют рожь и овёс.

– Вы что-то путаете.

– Я мальчишкой облазил все окрестности. Иногда пешком, иногда верхом. Если бы где-то поблизости была школа, а рядом с ней – страшное дерево, я бы точно запомнил. Но я запомнил только дерево и никаких построек рядом, если не считать муравейников.

– И всё же вы что-то путаете. Я лично видела чеки, выписанные на имя директора школы. Все расходные бумаги по выделению помощи в порядке.

– Значит, это было другое заведение, потому что в месте, где стоит чёрное дерево, нет ничего. И даже за кустик не спрячешься – отовсюду тебя видно.

– Может, в окрестностях Девона растёт два одинаковых дерева?

– Не исключаю, что мог что-то пропустить, хотя это странно. До сих пор помню каждое болото, каждую опушку, каждый бурелом, словно был в том месте только вчера. Надо бы ещё раз всё вокруг разведать. Вот оклемаюсь...

– Чай, миссис Андервуд.

В дверях появилась Ева с подносом. Её миленькое личико было слегка напудрено, а запястья и шея надушены ландышем. Сладковатый запах быстро завоевал пространство вокруг и поселился в ноздрях, щекоча их. Тим громко чихнул.

– Будьте здоровы, – подхватила Ева и принялась расставлять на столике чашки с блюдцами. К чаю было также подано овсяное печенье и варенье из лепестков роз.

– Спасибо, – пробормотал Тим и шмыгнул носом. – Какая гадость.

Ева побледнела.

– Варенье? Или печенье? – Девушка бросила растерянный взгляд на хозяйку, по-прежнему задумчиво сидевшую в кресле. – Я взяла всё самое свежее и всё то, что велела мне леди Андервуд.

– Не печенье, – простонал Тим и снова чихнул. – Духи твои – полная гадость. Слишком приторно. Не могу такое выносить.

– Простите, сэр, – испугалась Ева и попятилась к выходу. – Я больше не буду, сэр.

– Безобразие, – тем временем продолжал возмущаться Тим.

Кряхтя и морщась, он всё-таки нашёл в себе силы подняться, сесть, придвинуть к себе столик и, подцепив пальцами чашку с горячим чаем, сделать глоток.

Малеста вздрогнула, вышла из задумчивого оцепенения, в котором пребывала, и спросила:

– Что именно?

– С каких пор служанки стали душиться духами? Если все так начнут делать, то скоро пройти по дому будет невозможно: с одной стороны тебя обдадут ландышем, с другой – жасмином, за креслом спрячется мимоза, а в углу будет поджидать сирень. Это уже будет не дом, а цветочная лавка! Или парфюмерная! И будет здесь, как в каморке у Бетси. Всё в пузырьках и флакончиках. Помните? Я ещё там всё случайно перебил.

– Ещё бы не помнить.

– Вот прямо перед глазами стоит то самое зрелище: куча стекла на полу, вся эта сладкая, липкая, терпко пахнущая жижа, сушёные и маринованные незабудки, одуванчики и то ли крапива, то ли репей, и в самом центре, как одинокий и покинутый командой корабль, плавает чернильница с высохшими в ней чернилами.

– Как поэтично вы выразились! А вот чернильницу я не помню.

– Была-была! Было ещё перо. Тупое, как галька в море. Я удивился, когда его увидел. Зачем простой служанке перо и чернила? Она, что, писарь? Или, может, личный секретарь миссис Мерит? А потом ваша пропахшая валерьянкой подруга сказала, что учила Бетси подписывать настойки. – Тим хмыкнул. – В итоге научила копировать так, что разницы в почерках не замечала... Погодите-ка!

Тим резко двинул от себя столик и вскочил на ноги. Всю боль от недавней драки как рукой сняло, и даже лиловая скула как будто на мгновенье стала чуть светлее, потому что глаза Тима блестели так, словно он стал свидетелем невиданного события, вроде падения метеорита. Ну, или разгадал тайну, что было раньше: яйцо или курица.