Зеркальные числа - Тимур Максютов

Оператор встретил меня у трапа: тощий, невысокий, весь какой-то хлипкий. Голова обрита наголо по дурацкой молодежной моде; цыплячья шейка торчит из просторного комбинезона, как лом из унитаза.

Протянул узкую ладошку, пискнул тонким голосом:

– Шура Грин. Добро пожаловать на борт, господин ревизор.

Тьфу ты. Шпак недоделанный. И ручонка – как птичья лапка, косточки тонюсенькие. Попался бы он мне во времена службы – я бы его рваным тельником загонял, но сделал бравым космофлотчиком.

– Какой еще «Шура»?! Тут что, вечеринка со шлюхами? Изволь представляться по полной форме, салага. Чего такой худой? Подкачался бы, что ли. Девки таких не любят, узкоплечих.

Сопляк расплылся в идиотской улыбке:

– Мне на девок как-то плевать, господин ревизор.

Екарный бабай!

Еще и из этих. Вот как лететь черти куда, если боишься спиной к товарищу повернуться?

А это мурло лыбится:

– Могу и по полной форме представиться. Александра Грин, оператор бортового оборудования, к вашим услугам.

Е-мое, девка!

Я растерялся даже. Молча прошел на корабль, протиснулся по узкому коридору. Вполуха выслушал доклад капитана «Джейрана». Махнул рукой:

– Взлетай, шкипер. Действуй согласно плана полета.

И в свою каюту, обживать.

Месяц ползли на планетарных, до орбиты Плутона. А там уже девица-оператор запустила гипер, и пошли мы с приличным ускорением в сторону «квадрата». Пришлось три недели терпеть два «же», но я-то привычный.

Александра, кстати, оказалась толковым технарем. И перегрузку держала, как заправский космач, будто на железе с рождения.

Я старался пореже с ней пересекаться, насколько это возможно на крохотном корабле. Не по себе. Все-таки женщина на борту – это нонсенс, в боевом космофлоте невозможный. Хотя, какая она женщина? Так, цыпленок.

При любой оказии я пробирался в рубку. Посторонним там болтаться не положено, но я все-таки – старший на борту. Могу себе позволить.

Я садился на откидном кресле и пялился в единственный обзорный экран.

Вот они, звезды.

Врачи души моей.

* * *

Кажется, капитан меня робеет. Он неплохой парень, но «пиджак». Его не гоняли сержанты в лагерях, не выбрасывали на Новосибирских островах, без жратвы и без связи, с одним ножом – на выживание. Гражданских пилотов почти не осталось: всех заменила автоматика. Если не считать боевой флот, людей пускают к штурвалу только на пассажирских рейсах. И еще у научников: яйцеголовые лезут в такие дыры, что роботы могут просто свихнуться. Вот и наш капитан первым садился на Нептун, а до этого гонялся за кометами.

Ужинаем мы обычно вместе, в закутке у рубки, гордо именуемом «кают-кампанией». Когда сбавили ускорение, шкип выкатил из своих запасов армянский коньяк.

По стерео показывали дайджест новостей с Земли. Все то же самое: массовое увлечение молодежи виртами, попытки признать их виртуальными наркотиками и запретить; выход Штатов из международного проекта по строительству суперколлайдера на Луне; стычки в Антарктиде.

– Эти либералы доведут планету до цугундера – сказал я, – вместо того, чтобы шарахнуть кулаком, мажут повидло на какашки.

– То есть, господин ревизор, вы считаете неверной нынешнюю политику соглашения? – аккуратно поинтересовался шкип.

– Конечно, – кивнул я, – ты не представляешь, как меня, да всех ребят, достали эти крысиные морды из правительства. Каллисто был уже нашим – так нет, вмешались, остановили боевую операцию, ввели управление ООН. Сдали все завоеванное. Просто навалили кучу на могилах погибших пацанов.

– Силой всего не решить, – упрямо сказал шкип, – мир разнообразен, сотни государств. Надо искать компромисс. Почву для объединения. Всеобщую цель: продление активной жизни, развитие. Наука. Освоение космоса, наконец.

– Собрать в кучу этот балаган нереально, – хмыкнул я, – говорят, в Австралии до сих пор фермеры ездят на лошадях – настоящих, на четырех ногах. Что у меня может быть общего с этими колхозниками? Объединить может только глобальная катастрофа. Какая-нибудь смертельная эпидемия. Словом, враг.

– Например, зеленые человечки, напавшие на планету? – подала голос Александра.

– Или так, – кивнул я.

– И тогда храбрые космофлотцы достанут свои десятидюймовые плазмоганы из широких штанин и спасут всех? А самый лучший верхом на белом слоне въедет в золотой чертог и станет Императором Земли! Ах, как это романтично!

Александра артистично закатила глаза и изобразила «глубокое волнение», задышав грудью – которая, оказывается, у нее имелась. Явно издевалась, пигалица.

Я промолчал. Капитан – тоже.

* * *

Нас вела автоматика, и в вахтенных на мостике не было нужды, пока корабль шел по прямой, все ближе подбираясь к субсвету.

Нередко я встречался в рубке с Александрой: она приходила с кружкой кофе, забиралась на свое кресло с ногами и читала. Мне нравилось, что она не пользуется дурацкими очками-шторами от лба до губ, в которых молодежь постоянно смотрит сериалы. Освещавший ее лицо старинный планшет был гораздо симпатичнее. У нее новый бзик: носит старинные приспособления для улучшения зрения – стеклянные линзы в оправе. Такие винтажные штуковины, кажется, тоже называются «очки». Они ей очень идут. И вообще, я перестал ее избегать. Привык.

– Здорово, правда?

– Что «здорово»?

Она качнула кружкой в сторону экрана.

– Звезды. Вселенная. Полет.

Я кивнул:

– Да. Жаль только, что мы не знаем, есть ли эти звезды. Может, они давно погасли, а свет идет и идет миллиарды лет.

– А зачем знать? – удивилась она, – Свет в глазах смотрящего. Пока я вижу их, они живы.

Я не стал возражать. Мы еще помолчали дуэтом.

– Хотите увидеть «квадрат»? – вдруг спросила Александра.

– Ведь далеко еще. Разве это возможно? – удивился я.

– Ха, с таким оператором нет ничего невозможного, – заявила она. Ловко соскочила с кресла и наклонилась над пультом.

Я вдруг поймал себя, что пялюсь на ее, так скажем, спину. Покраснел, как сопляк-первокурсник.

– Даю увеличение на правый сегмент.

Лобовой экран разделился по вертикали: левая половина померкла; правая, наоборот, набрала бархатной глубины. Звезды летели прямо в глаза золотой дробью, становясь крупнее, тяжелее. И тут…

– Ох, – не выдержал я.

Будто развернулся агатовый парус, затрепетал, закрыв собой весь центр звездной россыпи.