Лицей послушных жен - Ирэн Роздобудько

Повисла мучительная пауза.

– Как Тур могла? Фу! – наконец сказала Мия.

– Позор… – произнесла Ита.

– Вот вам и Флобер в реальности! – криво усмехнулась Рив.

Лил сбросила со своих колен наши руки, пошла к своей кровати, легла и накрылась с головой одеялом.

Мы тоже молча разбрелись по своим местам.

Но вряд ли хоть кто-то из нас уснул в эту ночь…

Дорогой дневник…

Теперь ты знаешь все.

Надеюсь, ты не сгоришь от стыда, хотя мои щеки еще пылают, как только вспоминаю этот день и эту ночь.

Да, я не уснула. Я думала.

Как такое могло произойти? Как?

В моем воображении все время возникало видение того бала, на котором Тур кружила по залу, как цветок в озере, ландо, в котором она ехала мимо нас, выстроенных рядами, и бросала в толпу цветы. Ее счастливое лицо. Рука Алекса на ее плече.

Как она могла предать это все? И прежде всего наш лицей, доверие учителей, исконные традиции ЛПЖ, в конце концов наши мечты и надежды?! Если она наказана, то это справедливо.

С другой стороны, слащавая до спазмов в желудке мысль не давала мне покоя: «Как можно было влюбиться в чужого, в стрита? откуда она его взяла? неужели это возможно? зачем?!»

А еще взволновал короткий ночной разговор с Лил (наши кровати расположены рядом). Приведу его, как запомнила:

– Я слышала, как ты сказала на «литсуде»: «Из-за ЭТОГО не убивают…» Ты имела в виду Тур или мадам де Реналь? Ты и вправду считаешь, что прелюбодеяние – не смертельное преступление для порядочной жены? – спросила Лил.

– А ты считаешь, что можно убить человека? Такого, как Тур?

– А как же Устав? Если это правда, то она нарушила Устав!

Она отвернулась и – я слышала! – заплакала в подушку.

Этот день прошелся по всем нам, как трещина по пустыне.

Сначала невидимой нитью прорезал ровную поверхность наших дней. Но я кожей чувствовала: эта нить расширится, даст новые трещины и охватит всю гладь паутиной еще более глубоких трещин.

Чтобы этого не произошло, нужно все выяснить. Но у кого узнать, что случилось? Не пойдешь ведь к госпоже Директрисе! Это означало бы донести на Лил.

Следовательно, я решила молчать.

Мы все решили больше не вспоминать об этом случае. Но нитка-трещина осталась…

Дорогой дневник!

Я стала лучше учиться.

Думаю, благодаря тому что начала меньше интересоваться всякими мелочами, меньше разговаривать, больше внимания уделять урокам.

Мы все стали более серьезными и избегали друг друга. Наверное, сказывалось то, что мы выпускной класс и совсем скоро переселимся во флигель, где нас ждут судьбоносные балы и повторение всего пройденного за двенадцать лет. А это немалый объем.

К тому же волновала приятная мысль о том, что там, во флигеле, у каждой будет своя отдельная комната! Даже трудно себе представить: своя и отдельная. Это означает, что раскол между нами увеличится. Интересно, как это переживут Мия и Ита?..

Приближалось время Летнего бала, хотя еще был только апрель.

Не помню, писала ли я о том, что после каждого бала нас собирали в видеосалоне и показывали сюжеты, снятые во вновь созданных семьях наших бывших соучениц.

Предъявление такого домашнего видео – минуты на две-три – входило в условия, которые руководство выдвигало всем кандидатам.

Мы, курсантки – от маленьких до взрослых, – очень любили эти просмотры, готовились к ним как к празднику. Такие видеосюжеты, отснятые любительской кинокамерой, вдохновляли нас и делали наши ожидания прекрасными.

Как раз за два месяца до Летнего бала, о котором мы теперь старались не произносить ни звука (честно говоря, я не была уверена, что девочки на этот раз захотят полезть на крышу), в холле ЛПЖ вывесили объявление об очередном кинопоказе с видеоотчетами, которые прислали наши бывшие соученицы.

Я поймала себя на мысли, что готовлюсь к нему с неким неприятным чувством. Дело было в том, что на этом просмотре нам должны показать сюжет с Тур!

Но если слухи о ее смерти достоверны, то о каком видеоотчете может идти речь?

Как он будет выглядеть?

После подслушанного Лил разговора в кабинете госпожи Директрисы прошло несколько недель.

Конечно, разговоры о смерти Тур поутихли.

Мы делали вид, что забыли о наших разговорах.

Приближалось время просмотра.

Ровно семнадцать дисков – по количеству уже замужних после предыдущих балов выпускниц – было отправлено почтой отовсюду.

Семнадцать! То есть в это число входила и Тур! Но…

Я не выдержала. Вечером перед обожаемой нами процедурой просмотра я все-таки завела разговор в дортуаре.

– Ты точно знаешь, что дисков – семнадцать? – лениво, как бы между прочим, спросила я Озу, которую назначили регистрировать и сортировать присланные диски.

И сразу кожей почувствовала напряжение: все присутствующие в дортуаре отлично понимали, что я имею в виду.

Мы сидели на своих кроватях, стирая с лица облепиховые и овсяные маски собственного производства (готовить питательные натуральные косметические средства и пользоваться ими тоже входило в наши обязательные знания).

У всех невольно замедлились движения – так хотелось услышать ответ Озу.

– Да, конечно, семнадцать, – ответила она.

– А… – начала было Мия.

Но Ита опередила ее:

– А сколько же их должно быть? – и, приложив палец к губам, кивнула на дверь.

Был вечер – десять минут до отбоя. Как раз то время, когда госпожа Дежурная Воспитательница совершает три последних прохода по коридору и может – на выбор – припасть ухом к любой двери.

Повисла неприятная, тревожная пауза. Неприятная не потому, что нас могут подслушать, нет – к этому мы привыкли! – а потому, что мы снова ощутили присутствие в нашем беззаботном существовании той трещины, которую дала новость о смерти Тур. Новость, которую мы не могли ни опровергнуть, ни подтвердить. О которой старались забыть и… не могли.

– Действительно! – громко сказала Лил. – Сколько же их должно быть?! За зиму и весну из лицея разъехались семнадцать девушек! Вот и дисков прислали семнадцать!

Мы замолчали. Усердно заработали спонжами, вытирая маски.

В девять свет автоматически выключился.

Мы больше не проронили ни звука.

…Видеосюжетов на самом деле было семнадцать!

Утром, после завтрака, нас выстроили и повели в видеосалон.

Я очень люблю бывать здесь! В нем уютная атмосфера, высокие кожаные кресла с мягкой розовой обивкой.