Так становятся звёздами. Часть 1 - Екатерина Оленева

— Идёмте на ужин, сеньорита. Уверен, наши гости уже заждались.

Бросив на Сезара быстрый взгляд, Гаитэ привычно подчинилась. Когда всю жизнь проводишь под опекой, в строгой дисциплине, смирение — первая наука, которую постигаешь. Да и против чего восставать? Чему противиться? Неясным предчувствиям и ощущениям?

Переходы собственного замка Гаитэ знала неплохо. Скользя, как тени, они беспрепятственно миновали все многочисленные выступы в стенах, толстые колонны, глубокие ниши окон. Наконец достигли дверей, ведущих в гостиную, откуда раздавался гомон приглушённых голосов.

Крепко зажав ладонь Гаитэ в своей руке, Сезар неторопливо двинулся вперёд, вдоль длинного стола, сервированного на столичный лад. Прямо на скатерти, между красивыми цветами, пылали дорогие белые восковые свечи. По бокалам из новомодного тонкого стекла, стоящих в здешней глуши целого состояния, разливали красное вино.

Заметив того, кто это делает, Гаитэ дёрнулась, переводя испуганный, умоляющий взгляд на Сезара, но тот лишь крепче сжал её руку. Это уже была не вежливая поддержка, а почти прямое насилие.

Вино разливал Кристоф Кастанэ, который никогда не числился в списке челяди и лакеев.

Подойдя к столу, Сезар поднял бокал с белой скатерти, обведя общество насмешливым, жестоким взглядом.

При виде Его Светлости и герцогини Рэйва, барон Йорф сорвался с места, поднимаясь и поднимая со стола бокал алого вина:

— Позвольте предложить тост? Выпьем за дружбу, новые союзы и всеобщее процветание. Салют!

— Салют! — поднялись бокалы.

— Я предлагаю второй тост, — поддержал доброе начинание кто-то их присутствующих, глядя на Сезара с насмешливой издёвкой. — За метафору! Она необычайно гибка, почти, как дипломатия. Можно быть принцем, а стать… всего лишь дохлой обезьяной.

Это было откровенное оскорбление, брошенное в лицо. Сезар и за меньшее рвал людей на части, но сейчас в ответ он лишь тонко улыбался.

— Тогда, позвольте, ещё один, третий, заключительный тост, — его голос звучал с привычным саркастичным спокойствием и властностью человека, никогда, не при каким обстоятельствах, не утрачивающего самоуверенности. — За обезьян. Такие потешные зверушки! То лижут вам руки, то норовят укусить за шею. Бешенные звери. А всем известно, что взбесившегося пса проще и безопаснее убить, чем пытаться усмирить.

С этими словами Сезар опрокинул свой бокал, осушив его до дна.

Не успел он допить вино, как один из лордов вскочил, судорожно хватаясь рукой за горло. На губах его вскипала кровавая пена.

Тут же поднялись второй, третий, хрипя, раздирая на себе одежды.

— Святые Духи! — в ужасе вскрикнула Гаитэ.

— Приятного вечера, господа.

Схватив Гаитэ за руку, Сезар поволок её к выходу, не обращая внимание на сопротивление девушки.

— Что ты наделал?! Зачем?! Какая подлость! Отравить всех!..

— Ядом, которым они собирались угостить меня? Не исключено, что и тебя — тоже. Да. Я достаточно дерзок для подобного шага.

— У тебя нет доказательств!

— А они мне нужны?! Я перекупил слуг и вместо твоей и моей тарелки, они насыпали яд в бокалы своих недавних нанимателей.

— Я видела Кристофа. Он явно служил не Йорфу! Всё можно было уладить миром, а ты лишь повысил градус конфронтации! Ты обманул доверие всех. Ты и меня обманул — тоже!

— Молчи! Слушай и запоминай, Гаитэ. Исход поединка, как правило, предрешён — в конце один умрёт, а другой выживет. И всегда лучше, чтобы умер кто-то другой, а не ты.

— Я не хочу драться!

— А тебя о твоих желаниях никто не спрашивает. Благодаря мне ты жива, а на твоих руках нет крови. На том и закончим.

Он толкнул потайную дверь, о существовании которой Гаитэ даже не подозревала, и они оказались во дворе, рядом с конюшней. Гаитэ не была уверена в том, что может доверять Сезару, что должна следовать за ним. Возможно, правильнее было бы вернуться к отравленным людям и попытаться им помочь? На троих-четверых её дара могло бы хватить, но, на счастье её или на беду, Сезар действительно не оставлял ей выбора, довольно жёстко волоча за собой.

Ей хотелось рыдать от ярости и разочарования. Ей было страшно. И всё дальнейшее было как во сне. Она вскоре начала смутно понимать, что происходит.

Они стояли рядом с латниками. И их было много. Человек шестьдесят, а может, и больше. Свет факелов, суета, тени. Её подвели к носилкам, подсадили в паланкин, задёрнули занавески. Не прошло и минуты, как вся кавалькада поспешно двинулась в обратный путь.

В замке Рэйв было не до того, чтобы устраивать погоню. А войска Варкары были ещё далеко. Никто не ожидал подобных действий и бдительность врагов была усыплена.

Читай Гаитэ о чём-то подобным в жизнеописаниях, наверное, рукоплескала бы чужому жестокому гению. Но в жизни на подобную жестокость смотреть было тяжело.

Перестаёшь понимать, на чьей ты стороне и кому желать победы.

На сей раз продвигались без барабанного боя. Тихо, быстро, с максимальной скоростью. Убаюканная мерным покачиванием, Гаитэ заснула.

Проснулась Гаитэ с чувством непоправимого несчастья. Слышался гомон вспугнутых птиц. Благоуханье леса смешивалось с тошнотворным запахом крови и гари.

Осторожно раздвинув полог, она обнаружила, что рядом никого. Это походило на продолжение страшного сна.

Путаясь в тяжёлом от налипшей грязи подоле платья, она с трудом продралась сквозь небольшие заросли, выбираясь из канавы, где оставили паланкин.

Выбравшись на сухую тропу, огляделась. Справа слабо блестела гладь реки. По сторонам угадывались тени огромных сосен. Лес казался глубоко спящим, если бы к привычным сырым запахам не примешивался горьковатый дым.

Чтобы встревожиться, проснувшись в гордом одиночестве в лесу, дополнительных поводов не требуется, но слух улавливал отчётливый шум впереди, пронзительные выкрики, ржание лошадей.

Ей бы остаться на месте, но Гаитэ как магнитом потянуло вперёд. Не в силах противиться влекущему чувству, она, цепляясь руками за корни и траву, принялась карабкаться вверх, на вершину оврага или лощины, в темноте не разобрать. Подъем делался всё круче, сердце тяжело стучало. Наконец она выбралась на возвышенность, где было светлее от отдалённого зарева.

Подкравшись к краю рухнувшей стены, Гаитэ спряталась за грудой камней, напряжённо вглядываясь в сторону горящих построек.

Едкий дым, поднимавшейся наверх, нёс с собой нестерпимое зловоние. Сквозь его завитки смутно вырисовывалась картина боя.

Кто-то отбивался, кто-то бежал. Все носились, словно злобные духи-бесы. Всадники в островерхих шлемах и развевающихся в огненных отблесках плащах способные внушить трепет любому. Их мечи поднимались и опускались, отражая огни. Тяжёлые, ошалевшие от бойни кони врезались в толпу, топча тех, кто оказался на пути. Клинки разили направо и налево. Понять, кто есть кто, где свой, где чужой во мраке и запале драки было невозможно.