Рыцарь без позывного III - Бебель

— Токмо сопит да мужиков стращает. Как и велено — одежку ей сообразили, дабы мужичье, чего доброго не снасильничало. Но то зазря, скажу тебе. Я бы эту дрянь ведьмовскую не то, что приголубить, я бы ее и трехаршинной палкой трогать поостерегся...

«Вылупившаяся» из демона девица наотрез отказывалась приходить в себя, несмотря на все ухищрения. Прикинув хрен к носу и учитывая уровень профессионализма местной стражи, я решил держать ее тушку поближе. Благо подвал просторный и кандалов с цепями в достатке — не хуже каменных мешков в Перекрестном замке.

По совету деда, возле Х-образной рамы, с кровосоской, сопящей под присмотром караула, соорудили широкую деревянную ванну. Мол, «раз дышать умеет, то и захлебнуться сумеет». Даже у этого маразматика иногда зачатки логики проскакивают.

Рискованно, конечно. Кто знает, на что эта тварь еще способна? Но иных вариантов я не вижу. Самого-то антиквара и след простыл. Всю канализацию прошерстили — пустота. Может сбежал, может затаился, а может его и в живых уже нет — хрен разберешь.

Вот и выходит, что ответы может дать только эта дышащая на ладан синеволосая гадина.

Сам-то хрыч ничего путного объяснить не способен. То что «ритуал чернокнижный» я и без него понял, а странную связь между отравленными, «микрофонщиком» и кровосоской — без полулитры не разберешь. Хотя, если честно, на «ритуал» не особо похоже. Ни тебе свечей, ни песнопений — даже пентаграмм с «то ли крыльями, то ли перьями» не завезли.

Да и не тянут антиквары на поехавших сатанистов — уж больно то письмишко кичилось «образованностью» автора.

— Но старик твой, скажу по сердцу, мужик что надо! — закивал одноглазый, после обсуждения обстановки в городе. — Я ему «отец, а как ты колдовство-то раскусил?», а он мне «охотник не токмо лихостью, но и умом промышляет!» Эво-оно как! Глаз как у ястреба...

— И хрен как у коня... — непривычная приторность в голосе грубого дружинника заставила заострить внимание на бумаге, которую о то и дело нервно мял. — Хватит уже задницу вылизывать, чай не строевой смотр.

— Чего?

— Того! Совсем за дурака держишь?! Показывай свою писульку!

Неуверенно кашлянув и едва заметно покраснев, одноглазый послушно передал кусок подозрительно знакомого пергамента.

На бумаге неровным подчерком вырисовывалось письмо, адресованное некоему Жимиру Рорику. Помимо стуканья челом обо все, до чего можно дотянуться, и бахвальства отменностью службы, внизу стояла приписка, возвещающая о гибели сотника и назначением на его должность одноглазого северянина.

— А я-то тут причем? На кой хрен тебе мое... — я вчитался в текст. — «Благоволение»?

— Ну дык — а ктож во всем городе с князем-то ручкался? Ктож его порученцем служил? Не, брат, ты меня не дури! Коли мне кушак не жалуешь, так говори прямо, а не валяй тут...

— Никому я не служил... — взяв со стойки карандаш, я застыл на мгновение, вспомнив, что не знаю своего имени.

А от «Себастьяна» меня уже тошнит. Поразмыслив с пару секунд и вспомнив красную физиономию, обрамленную густой рыжей бородой, я быстро зачиркал грифелем.

— О как! Чтож, на том и перст целую. — усмехнулся новый командир стражи, разглядывая мою подпись. — Токмо одного не разумею, «кукушонок» онож злое? Онож про тех, кого аки скотину с Простора угнали да по борделям да рудникам горемычить принудили. А ты им будто посадником нарекаешься...

Так меня, как скотину, и угнали, и заставили. Пусть и не с Простора, зато по борделям — по двойной программе и на три смены.

— Пергамент у меня с кабинета спер?

Одноглазый рассмеялся и, спрятав бумагу в рукаве подшитого меховым воротом камзола с кольчугой, кивнул:

— Не поверишь, насилу живым ушел! Вот ни в жисть в меня чарками не швыряли — та еще и прямо в лоб!

Поглядев на приоткрытую дверь княжеского кабинета, я понял, что регистраторша не врала — Эмбер и правда «вышла ненадолго».

Значит черед финального босса настал чуть раньше, чем ожидалось...

Оставив новоиспеченного сотника угощаться дармовой выпивкой, что я распорядился выдать стражникам, как сбежавшим от демона, так и оставшимся, я перешагнул порог кабинета.

Закинув сапоги на стол, Эмбер развалилась в княжеском кресле, задумчиво катая фигурку рыцаря по игральной доске. Заметив мое появление, она отложила игрушку и подняла стакан, наполненный чем-то прозрачным и прищурилась, разглядывая меня через жидкость:

— Прибавилось... Определенно прибавилось.

— Наглости? — пройдя по заляпанному чернилами ковру, я устало плюхнулся в гостевое кресло, тщательно подбирая вопросы.

— Шрамов... Я вот думаю — когда-нибудь их станет настолько много, что через них не разгляжу твое лицо...

— Давай без философии, ладно?

— Конечно, сир важный рыцарь, с радостью отложу формальности и перейду скорей к допросу... Ты заготовил пыточные инструменты или мне самой сходить? Только чур ногти не рвать — я только-только воском покрыла...

Вопросы об антикварах и степени вовлеченности Фальшивки отошли на второй план, когда пара янтарных глаз вперилась в меня, блестя в лучах закатного солнца.

— Я юна и неопытна, но могу сложить покушение, разорение антикварного салона и хмурых отморозков, топчущихся подле моей гильдии... Не говоря уже о компенсации, что пришлось выплачивать за разбитый нос оловянного авантюриста. — залпом осушив стакан, девушка убрала ноги со стола и принялась расставлять фигурки на игральной доске.

— Эллис...

— Да я уже двадцать семь лет Эллис — и что? — горделиво отбросив золотистую челку, она потянулась к графину и вновь наполнила стакан. — К слову, встретила в коридоре твоего ручного бастарда...

— Даже не начинай! — перехватив стакан на полпути, я опрокинул его в себя.

Гене вся эта фигня далась едва ли не тяжелее всех. Пацан буквально не находил себе места, шарахаясь от всего, как ошпаренный. Если бы не вранье деда про «колдовские метки», которые он углядел на авантюристах, пацан и вовсе в леса сбежал. Впрочем, не думаю, что он поверил, будто его однокашники, вместе с которыми он огребал от дубины и ел песок оказались культистами-демонопоклонниками.

В этот раз его обостренное чувство справедливости всерьез столкнулось с реальностью и знакомые признаки свистящей фляги потихоньку проявлялись на излишне слащавом лице.

Знаю, что надо с ним поговорить, но... А что сказать? Как объяснить, что правильных решений не бывает, когда ты сам всеми силами это отрицаешь?

Либо он наконец откроет глаза и поймет, что я никакой не сир в