Восточный фронт. Черкассы. Тернополь. Крым. Витебск. Бобруйск. Броды. Яссы. Кишинев. 1944 - Алекс Бухнер

Следуя одной маршевой группой, не развернутой в боевой порядок, полк под покровом темноты прошел лишь несколько метров и натолкнулся на передовые линии русских. Когда враг открыл огонь, боевая группа с криком «Ура!» ринулась вперед, на вражеские позиции. Командир полка полковник фон Хорн рухнул на землю, раненный в обе ноги, и так, тяжелораненым, был взят в плен. Его солдаты неудержимо стремились вперед и в ночном ожесточенном ближнем бою пробились в ближайшие тылы русских, а затем и в свободную от неприятельских частей местность. Прорыв увенчался успехом. Утром 28 июня вырвавшиеся из котла 300 бойцов собрались и снова двинулись в путь, надеясь все-таки пробиться к своим частям, отбивая нападения партизан и разрозненных советских подразделений. Не имея никакого продовольствия, почти без боеприпасов, неся потери, измотанные до предела, они все же вышли к Березине. Пока принявший на себя командование офицер разрабатывал план, как перебраться через реку, их маленькая группа снова была окружена крупными силами неприятеля. Выскользнуть из этого окружения было невозможно, дальнейшее сопротивление бесполезно. Направленные почти в упор советские пулеметы решили судьбу немецких солдат: им предстоял плен. Лишь отдельным группкам бойцов, образовавшимся при прорыве из котла, тоже удалось добраться до Березины и даже — также при совершенно драматических обстоятельствах — добраться до противоположного берега Березины. Таким был конец 133-го полка.

Совершенно так же развивались события с боевой группой под командованием полковника Каммерера, которая была составлена из недавно поступивших как пополнение подразделений 130-го пехотного полка и прибившихся к ним солдат различных других частей. Они могли бы пробиться, наступая несколько севернее участка обороны нашей дивизии. К сожалению, это было невозможно, поскольку столь малые части не располагали полнотой информации на фронте. Полковник Каммерер почти наверняка погиб в одном из боев.

Собственный участок фронта дивизии между Паричами и Плесковичами русские в первые дни своего массированного наступления оставили в покое. Лишь в воскресенье 25 июня на него обрушился чрезвычайно интенсивный артиллерийский огонь неприятеля. По бревенчатой гати, которая была наведена поверх проходящего через наши позиции заболоченного участка, вперед двинулись вражеские танки, которые и осуществили первый прорыв, по большей части выровненный нашими последующими контрударами. Этот день стал последним успешным днем боев 45-й пехотной дивизии на Восточном фронте. Тем не менее в тот же вечер пришел приказ оставить занимаемые позиции, поскольку на соседних участках фронта враг уже прорвался в северном и западном направлениях. Около полуночи оба батальона 135-го полка, а также 45-й стрелковый батальон заняли находившийся в тылу опорный пункт. Но уже утром выяснилось, что и эта позиция непригодна для обороны, поскольку противник ввел в действие подошедшие в течение ночи ему на подмогу танковые части. Некоторые роты еще были в состоянии вести тяжелые оборонительные бои, удерживая свои позиции, но другие под все усиливающимся давлением противника были просто смяты. Буквально за считаные часы русские танки зашли в тыл опорного пункта. В ходе последующего отступления была потеряна всякая связь между отдельными частями дивизии, почти невозможно стало принимать приказы и информацию от вышестоящего командования. Как стало совершенно точно известно 27 июня по данным разведки, передовые танковые части врага, наступая от Рогачева и Могилева, уже достигли мостов через Березину, а западнее перекрыли шоссе Бобруйск-Минск. До вечера этого дня дивизия еще пыталась отдавать своим частям приказы в духе распоряжений корпуса, соответственно которым она должна была на рассвете 28 июня пробиться сквозь находящиеся восточнее Березины вражеские дивизии в общем направлении на север и постараться соединиться с 4-й армией, которая предположительно должна была удерживать там плацдарм. При этом считалось, что силы противника на этом направлении менее значительны. Как место сосредоточения всех сил приказ называл окрестности селения Бабино, расположенного севернее шоссе Рогачев-Бобруйск.

Частям дивизии удалось продвинуться вперед и незаметно для врага сконцентрироваться на указанной позиции. Личный состав батарей 98-го артполка, который после израсходования боеприпасов и уничтожения орудий не было смысла сохранять в своем качестве, был разделен на отдельные боевые группы и действовал в качестве пехоты. Само же шоссе представляло собой картину совершенного хаоса. На всем видимом пространстве оно было до предела забито грузовиками и гужевыми повозками самого различного вида, сцепившимися в беспорядочные, частью горящие и взрывающиеся кучи. Но самым страшным было то, что русские почти постоянно атаковали отступающие в беспорядке немецкие части с воздуха, в невиданных ранее масштабах применяя бомбардировщики и штурмовики. Бредя мимо убитых и раненых солдат и лошадей, мимо разбитых автомобилей и опрокинутых орудий, бесконечная колонна пехотинцев двигалась на северо-запад. Но едва они пришли в обозначенный в приказе район, как офицер для поручений передал дивизии новый приказ командования корпуса: согласно ему, следовало теперь пробиваться не на север, а на Бобруйск! Оказывается, в самом городе и вокруг него сосредотачивались остатки дивизий, которым предстояло организовывать оборону района. Собственно город приказом фюрера был провозглашен «укрепленным пунктом» («крепостью»), который следовало удерживать при любых обстоятельствах, даже если бы враг обошел его слева и справа.

Чем плотнее сбивались в колоннах войска, тем ближе становились спасительные мосты у Бобруйска. Наведенный саперами наплавной мост к этому времени уже был разбит огнем русских, а их танки вели огонь из своих орудий по центру города. Тем не менее многие попытались преодолеть реку вплавь, но сделать это удалось лишь немногим. Большинство солдат было унесено течением или утонуло еще на заболоченных берегах реки. Другие боевые группы, которые не получили измененного приказа или сочли переправу через Березину в этом месте безнадежным делом, продолжили отступление в северном направлении. Но и здесь им оставалось только испытывать судьбу. Едва какая-то отдельная маленькая группа считала, что она уже выбралась на «воздух», оторвавшись от преследователей, как снова и снова попадала в окружение русской пехоты. Вскоре все мельчайшие группы, оставшиеся от более крупных подразделений, оказались в многочисленных мелких котлах и после израсходования боеприпасов были вынуждены прекратить сопротивление. Восточнее и северо-восточнее Бобруйска одна за другой остаточные группы пехотинцев также попадали в неминуемый плен.

Лишь немногим отдельным группам улыбнулось счастье, и они избежали гибели или русского плена. Так, одна группа из остатков 133-го полка численностью около 240 человек под командованием оберфельдфебеля Кирали смогла просочиться, главным образом под прикрытием ночной темноты, вплоть до Минска, а оттуда через Динабург[103] вернуться на родину. Отступление на Минск предприняли и другие группы, но они были вынуждены снова двигаться в юго-западном направлении, так как наткнулись на шедшие на Минск передовые танковые части русских.

Тяжкой была судьба солдат, оказавшихся в плену. Многочисленные раненые были просто погружены в телеги, в которых они долгими днями передвигались из одного места в другое. Многие из них по дороге умерли. В конце концов их всех доставили в один из русских лазаретов, переполненных и забитых до отказа. Здесь их ждало много страданий и почти полное отсутствие медикаментов, хотя русские женщины-врачи делали все, что было в их силах. Все остальные солдаты, несмотря на полную измотанность после тяжких последних недель, были собраны в маршевые колонны и после трехдневного перехода без всякой еды попали в огромный сборный лагерь под Жлобином. Здесь их впервые накормили: жидким супчиком один раз в день. Те, кто смог перенести это, стали готовить из обыкновенной травы похлебку, чтобы хоть как-нибудь поддержать физические силы и пережить первые дни...»[104] (Здесь было бы полезно вспомнить обращение немцев с советскими военнопленными летом и осенью 1941 года. Подавляющая часть этих пленных умерла от голода и болезней или от пуль конвоиров. А вот из немецких пленных, несмотря на вышеописанные «ужасы», четверо из пяти, поработав в народном хозяйстве СССР, вернулись к своим семьям. — Ред.)