Дyxless 21 века. Селфи - Сергей Минаев

– Я?! – Никитин переходит на крик. – Вы тут на пару меня разводить, что ли, пытаетесь? Думаете, у меня телефонов ваших старших товарищей нет? Вы ментов своих разводите, а меня не надо! Я занимаюсь государственной информационной безопасностью, между прочим!

– Хорош орать-то, – спокойно замечает старший силовик. – Если б мы тебя, как ты говоришь, разводить пытались, то уже бы развели. Мы, можно сказать, навстречу вам идем, а вы даже предложить ничего не можете.

– Давайте эту до крайней степени непродуктивную полемику прекратим, – вступает адвокат. – Наше предложение: вы берете этого урода-двойника с его настоящими документами и закрываете лет на десять. За наркотики и похищение психиатра. В этом случае единственное, что мы не сможем исправить, – это задержание якобы Богданова с якобы наркотиками. Но тут, полагаю, проблем не будет.

– Это точно, – хмыкаю я.

– Выпустим пресс-релиз о том, что Богданов по рассеянности надел чужой пиджак, ну, что-то в этом роде. Доза была маленькая, отделался административным взысканием. Скандала, конечно, не избежать, но, – он понижает голос, – этот скандал как раз будет способствовать и рейтингу и тиражам. Как вы считаете?

– Нам-то что! С нашей стороны проблем нет, мы ж от его имени чужие книги целый месяц не издавали, – смеется Дима.

– Шуточки у вас, – неодобрительно цокает Никитин. – В общем и целом решение хорошее, правильно, коллеги?

– А кто нам такое решение санкционирует? – Младший силовик смотрит на своего начальника.

– Послушайте, – морщится Никитин, – что вы, в самом деле, как маленький? Думаю, мы с вашим начальством…

На этой фразе я встаю и выхожу из переговорной. Меня никто не окликает, все настолько увлечены беседой, что на мое отсутствие кажется, никто особого внимания не обратит. Как до того не обращали внимания на мое присутствие. Не спрашивали моего мнения и даже не пытались узнать, как я чувствую себя после этой истории.

Из главного действующего лица я быстренько превратился в обездушенный предмет, который, с одной стороны, грозит оставить пятно на репутации, с другой – может кратковременно нехило поднять рейтинги и тиражи.

Я был уверен, что эти милые люди еще через час такой увлекательной торговли подумают: не оставить ли все как есть? Давайте сюда этого вашего Малофеева, не так уж он и плох, в самом деле.

Возможно, кто-то робко и поинтересуется, что в таком случае делать со мной. И руководство канала предложит быстренько сбагрить меня в тюрьму. С наркотой в кармане и несчастным психиатром Львовичем в качестве сообщника – чтобы избежать «удара по репутации». Но в любом случае все это будет уже без меня. Для меня эта история закончилась.

«…принимая во внимание случившееся и реакцию наших телезрителей, руководство канала считает невозможным дальнейшее сотрудничество с Владимиром Богдановым в качестве ведущего социально-политических программ…»

– В общем, позор пьянице и дебоширу! – Макс откладывает газету на край стола, надевает темные очки и подставляет лицо последним солнечным лучам этой осени.

– А чего ты ждал? Признаний канала, что у них целый месяц эфир вел непонятно кто, а потом угодил в ментовку с наркотиками, и контракт с ним пришлось расторгнуть? Тогда выходит, что наркоман – не этот «непонятно кто», а глава канала. Или руководитель программы, или они оба.

– А что значит эта лицемерная концовка «в качестве ведущего социально-политических программ»? То есть вести другие программы они тебе могут доверить?

– Не знаю, про собачек, наверное, можно будет, или про ремонт в квартире.

– Выходит, они себе оставляют «щель в двери», чтобы, допустим, через год сделать тебе предложение вернуться?

– Не смогу, – улыбаюсь через силу. – Я больше никогда не смогу встать на этой площадке перед камерой.

– Почему? Что еще за игривая театральность у нас появилась?

– Хотя бы потому, что точно буду знать: один из тех, кто смотрит эфир, самый внимательный зритель – он.

– Напишешь об этом? – Он делает маленький глоток кофе. – Знаешь, говорят, плохой сон нужно кому-то рассказать, чтобы не сбылся. Расскажи его своим читателям.

– То есть делиться этим с психиатром – слишком интимно, а рассказать сотне тысяч читателей в самый раз? – Я через силу улыбаюсь.

Он пожимает плечами:

– Может быть, легче сделать вид, что все это было литературным вымыслом?

– Не знаю, – говорю, – сейчас… сейчас как-то трудно об этом думать. – Я подзываю рукой официанта. – Счет, пожалуйста.

– Я закрою, – останавливает меня Макс. – Чуть не забыл: знаешь, почему он тебе в камере про билет долдонил? Камю погиб в автокатастрофе, возвращаясь в Париж. После смерти среди его вещей был найден неиспользованный железнодорожный билет до Парижа. Твой псих стремился следовать ритуалу.

– Во всем этом чувствуется какая-то недосказанность, – хмыкаю в ответ, беру пальто и встаю из-за стола. – Увидимся!

– Не пропадай. – Макс машет в воздухе телефоном. – Если что, пароль все тот же: Марика.

Долго бесцельно брожу арбатскими переулками. Мысли в голове мечутся от Оксаны к двойнику и обратно. На Старом Арбате всюду пахнет едой. Вспоминаю, что практически ничего не ел за прошедшие двое суток. Через окна кафе видна витрина, в которой лежат груды произведений фастфуда. Захожу.

Официантка некоторое время пристально смотрит на меня, потом изрекает:

– У нас бизнес-ланч час назад закончился.

– Я похож на человека, который ходит на бизнес-ланч?

– Вообще-то нет, – с опаской отвечает она и отступает в угол, где стоит мужчина в костюме, видимо, менеджер заведения.

Некоторое время я смотрю на горки сандвичей с заветренной ветчиной, на буррито и блины с начинкой, выглядящие так, будто оболочка сделана из клеенки, а не из теста.

Краем глаза вижу, как официантка с менеджером с напряженными лицами шепчутся, поглядывая на меня. Пытаюсь понять, в чем, собственно, дело, что со мной не так.

На разделочных столах стоят микроволновые печки и кофейный аппарат, над ними висит постер «Кока-Колы» в стиле 1950-х годов, а чуть левее от него – металлизированный плакат с полустертой рекламой пива. В его зеркальной поверхности отражается сильно небритое изможденное лицо, половину которого занимают краснющие, обведенные чернильными кругами глаза наркомана. «Малофеев выглядел сильно лучше, – думаю я, – гораздо лучше, чем я в хорошие времена». В раздумье запускаю руки в карманы пальто, нащупываю единственную банкноту, которая по извлечении оказывается видавшей виды пятидолларовой купюрой. Рассеянно таращусь на нее.

– Вы доллары принимаете? – спрашиваю, не особенно рассчитывая на положительный ответ.

– Не принимаем, – говорит менеджер.