Дочь Великого Петра - Николай Гейнце

Княжна Людмила отвечала не сразу. Ее волнение еще не улеглось, сердце усиленно билось, и, кроме того, она предчувствовала, что эта причина близко касается именно ее.

Князь молчал, ожидая ответа.

Наконец она совладала с собой.

— Какая же это причина, князь?

— А та, что в те дни, когда над этим домом, и над этим парком, и надо мной должна заняться заря нового счастья, я не хотел, чтобы здесь оставался памятник семейного несчастья моего предка, несчастья, которое он увековечил ужасным злодеянием…

Княжна Людмила не сразу поняла князя Сергея Сергеевича. Она некоторое время смотрела на него недоумевающе-вопросительно. Его взгляд, полный бесконечной любви и восторженного благоговения, казалось, пояснил ей его туманную фразу. Она вдруг покраснела и опустила глаза. На лице князя тоже заиграл румянец. Он взял за руку княжну Людмилу. Она не отнимала руки.

— Здесь, в этой недавней могиле заживо погребенных, могиле, которая является не как обыкновенный памятник победы смерти, а, скорее, памятник победы любви, именно здесь, княжна, я хочу заговорить с вами, заговорить впервые об этом чувстве… Я люблю вас, люблю безумно, беззаветно…

Князь опустился на колени перед княжной Людмилой. Она сидела, низко опустив голову, и молчала.

— Княжна… Людмила… — с мольбою начал князь.

Княжна Людмила Васильевна протянула ему руки, но вдруг вскочила со скамейки.

— Не здесь, не здесь!

Князь торопливо встал, но княжна уже успела выбежать из беседки и пошла по направлению одной из тенистых аллей парка. Князь догнал ее и пошел с ней рядом. Некоторое время они шли молча.

— Княжна, простите, я… я обидел вас своим признанием?.. — начал князь.

Княжна Людмила Васильевна обернула к князю свое лицо. На ее чудных глазах блестели слезы.

— Княжна, вы плачете, — сам со слезами в голосе начал князь, — простите, я не знал, что это может вас обидеть.

— Не то, князь, не то… — дрожащим голосом произнесла княжна и пошатнулась.

Если бы князь не поддержал ее, она бы упала. Он бережно довел ее до ближайшей скамейки и усадил.

— Что же с вами, княжна, скажите… О чем вы плачете?

Княжна вынула носовой платок и отерла глаза.

— Ни о чем… Мне там показалось вдруг так страшно…

— Так это не потому, что я позволил себе… — начал князь, обрадованный и ободренный.

— Нет, нет… Что же тут обидного, если я сама…

— Княжна, Людмила, дорогая! — схватил ее руки князь и стал покрывать их горячими поцелуями.

Княжна не отнимала рук. Она сидела, низко опустив голову, так что когда он поднял свою, чтобы посмотреть на нее, то лица их оказались так близко друг от друга, что невольно их губы встретились и слились в жарком поцелуе.

В этот самый момент где-то в глубине парка раздался резкий, неприятный смех. Князь и княжна отскочили друг от друга и стали оба испуганно озираться.

— Это там… — чуть не в одно слово сказали они.

Им обоим показалось, что смех раздался в стороне старой беседки.

— Это сова… — после некоторой паузы, показавшейся им обоим целою вечностью, сказал князь Сергей Сергеевич.

— Сова! — упавшим голосом повторила княжна. — Боже мой, как все это странно.

— Мы просто с вами нервно настроены… Вот и вся причина… Успокойтесь, дорогая моя!

Он взял ее руку и поднес ее к своим губам.

— Успокойтесь, я около вас и всегда буду на страже.

Он вспомнил свое ночное видение и вздрогнул, но тотчас же вернул себе самообладание.

— Что с тобой? — вырвалось у княжны Людмилы.

При этом первом сказанном невзначай сердечном «ты» князь Сергей Сергеевич забыл все видения, откинул все опасения о будущем, подвинулся к княжне Людмиле и, взяв ее за талию, привлек к себе.

— Дорогая, милая, хорошая…

Она доверчиво лежала своей головой на его плече, точно позабыв на минуту щемившее ее сердце томительное предчувствие, недавний страх и этот вдруг раздавшийся адский хохот.

Он и она были счастливы настоящим.

Для них не существовало ни прошедшего, ни будущего.

Княжна Людмила Васильевна очнулась первая от охватившего их обоих очарования.

— Что скажет мамаша… Мы так долго, — прошептала она.

— Завтра я буду в Зиновьеве, чтобы просить у княгини твоей руки… — сказал князь.

— Милый…

Он подал ей руку, и они так дошли до конца аллеи, примыкающей к цветнику. При входе в цветник княжна Людмила высвободила свою руку, и они пошли рядом.

— Что вы так долго? — деланно строгим тоном спросила княгиня, пытливо смотря на дочь.

От зоркого глаза матери не ускользнуло пережитое молодой девушкой волнение.

— Мы обошли весь парк… — сказал князь, причем голос его дрогнул.

— А-а… — протянула княгиня. — Однако пора и восвояси. Прикажите подавать лошадей.

Князь позвонил и отдал явившемуся слуге соответствующее приказание.

Лошади были тотчас поданы.

Князь проводил княгиню и княжну до кареты.

— До свидания… — сказала княгиня.

— До скорого… — с ударением ответил князь Сергей Сергеевич.

С княжной они простились взглядами, которые были красноречивее всяких слов.

— Не скажешь ли чего мне, Люда? — пытливо спросила дочь княгиня Васса Семеновна, когда карета выехала из ворот княжеского дома и покатила по дороге в Зиновьево.

— Он приедет завтра, мама, — чуть слышно отвечала княжна Людмила Васильевна, не поднимая на мать глаз.

— Вот как, может быть, ты мне скажешь и зачем он приедет?

— Он будет просить моей руки.

— А сегодня просил у тебя? Это по-модному, по-петербургски, — с раздражением в голосе заметила княгиня.

— Мама, ты сердишься? — подняла голову княжна Людмила и посмотрела на мать.

— А ты думаешь, шучу. У нас это не так водится, не для того я его с тобой иногда одну оставляла, чтобы он перед тобой амуры распускал. Надо было честь честью сперва ко мне бы обратиться, я бы попросила время подумать и переговорить с тобой. Протянула бы денька два-три, а потом уже и дала бы согласие. А они на, поди… Столковались без матери. Завтра приедет просить твоей руки. А я вот возьму да завтра не приму.

— Мама! — воскликнула княжна Людмила.

В голосе ее слышались ноты искренней мольбы.

— Что мама… Уж семнадцать лет я тебе мама.