"Канцелярская крыса" - Константин Сергеевич Соловьев

class="p1">- Эй! – Герти развернулся на каблуках и поспешил обратно со всей возможной скоростью, не унижающей достоинство джентльмена, но подчас опасно с нею граничащей, - Эй, ты! Эй! Подожди! Постой!

Полли не успел далеко уйти. Стоя на углу Дуайт-стрит и бульвара Рассела, он нависал со своим лотком над благообразным мужчиной в костюме, предлагая тому превосходную сигару, настоящий «Пор Ларанага», сэр. Судя по бледному с комочками, как молочная сыворотка, лицу покупателя и его лихорадочным жестам в области карманов пиджака, тот как раз размышлял, в какое количество сигар оценивается его собственная жизнь, и сколько у него осталось времени.

- Эй, ты! Из гостиницы! – немного запыхавшись, Герти наконец остановился возле полли, - Слушай… Одну минуту, пожалуйста…

Полли повернулся к нему. Воспользовавшись этим, несостоявшийся покупатель поспешно завернул за угол и пропал. Герти оставалось только надеяться, что сорвавшаяся сделка не разозлит продавца сигар. Но бывший швейцар остался невозмутим. Его звериная натура за долгое время пребывания в городе белокожих, умеющих скрывать свои чувства, людей, научилась не проявлять себя. Лишь сверкнули на миг темные глаза. Темные, как холодная ночь в подворотне.

- Что такое, мистра из шестнадцатого?

- Ты… Тебе ведь пригодится работа?

- Аэ, пригодится, - согласился полли, поводя своими широкими плечами, выпирающими настолько, что на них трещала ткань, - Известно, сигарами сыт не будешь. Не мальчишка же, весь день ноги сбивать…

- Вот именно. Как тебя зовут?

- Муан.

- Муан… Отлично. Мистер Муан, у меня есть к тебе деловое предложение. Меня зовут Уизерс. Полковник Уизерс, служу в Новом Бангоре. Дело в том, что мне по роду своей службы полагается помощник. Человек для небольших поручений, понимаешь? Всякого рода мелочи.

Полли неожиданно расплылся в улыбке. Даже глаза его, внимательные и осторожные глаза уличного убийцы, на миг потеплели. Выглядело это так, словно в две свежевырытые могилы заглянуло, мазнув золотым лучом по дну, весеннее солнце.

- Для поручений, - кивнул он, - Аэ, марама[12]. Я часто занимался поручениями в молодости, сэр. Разными поручениями.

Герти мог только догадываться, что это были за поручения.

- Значит, у вас есть опыт, - преувеличенно-бодрым тоном заметил он, - Это мне и нужно. Могу предложить вам пять шиллингов в неделю. Как вам это? Работа не сложная, уверяю. Мне нужен лишь… кхм… опытный человек. Понимаешь?

- Что ж не понимать? Опытный. Я очень опытный, мистра, - полли многозначительно взглянул на Герти, - Очень.

- Где же ты набрался опыта?

- Мне в школах учиться не приходилось, мистра, да и в гостинице не так уж долго работал, Скрэпси – вот весь мой опыт.

- Ах, Скрэпси… - Герти с понимающим и не менее многозначительном видом кивнул, - Ну конечно. Знаю я этот район. Невеселое местечко, а?

- Да уж, - попросту сказал полинезиец.

Он явно был не из тех, что любит почесать языком, особенно о своем опыте. Возможно, подозревает в Герти полисмена в штатском. Впрочем, это едва ли, просто осторожничает. Не скажешь же первому встречному джентльмену на улице, чем занимался всю жизнь, скольких людей погубил и какому уличному мастерству обучен.

- А ремесло ты какое-нибудь знаешь?

- Всякие ремесла знаю. Руками работать умею, - и Муан опять бросил многозначительный взгляд на своего нанимателя, непринужденно пощелкав костяшками огромных кулаков. Оставалось только догадываться, как именно он умеет ими работать. Но у Герти было хорошее воображение, иногда даже излишне живое.

- А в тюрьме бывать не приходилось? – спросил он, понизив голос, - Из-за ремесла?

- Никогда в тюрьме не был, - с достоинством ответил Муан, довольно неумело изображая искреннее возмущение, - Я к темным делам непричастен. На этот счет даже и не говорите, мистра. Человек я порядочный, законы чту с детства. Вот так-то. Если работа грязная, не зовите, не пойду.

Не был в тюрьме? Чтит законы? Герти внутренне ухмыльнулся. С таким же успехом взломщик из Ист-Энда, пойманный на месте преступления с ножом и набором отмычек, может доказывать, что все это досадное недоразумение, а сам он поет в церковном хоре и ни о каких преступлениях не помышлял и во сне.

Герти быстро понял правила этой игры, по-детски наивной и давно знакомой. Она требовала всего лишь не называть вещи своими именами. Осторожный головорез никогда не признается на улице, сколько раз и за что был в тюрьме, равно как и не скажет, какими криминальными «ремеслами» владеет, особенно если пригодится говорить с белым джентльменом. Здесь лучше подходит язык недомолвок и полунамеков, принятый между преступниками. Так гораздо меньше вероятности загреметь в кутузку, угодив на провокатора. Даже уличные подонки быстро понимают, что скромность красит человека. А иногда и спасает шкуру.

Неудивительно, что этот верзила с хмурым взглядом хладнокровного убийцы и ухватками душегуба не спешит облегчить душу и показать рекомендательные письма с предыдущих мест службы. Скорее всего, будет упираться и твердить, что отроду ничего дурного не делал, а сам он – законопослушный и кристально-чистый гражданин. Если так, Герти готов был подыграть ему. Даже если полли станет утверждать, что нос у него сломан оттого, что его хозяин попросту неудачно поскользнулся.

- О нет, ничего подобного я и не думал предлагать, - поспешил сказать он, сопроводив слова понимающим кивком, - Все исключительно законно.

- Тогда ладно… Темные дела не для меня, мистра. А еще у меня есть табу.

К тому, что почти у каждого полли имеется табу, Герти уже успел привыкнуть. Для дикарей наличие многочисленных табу было так же естественно, как для европейца – свод законов. Еще из брошюры Спенсера Герти вычитал, что табу в Полинезии представляло собой бесхитростный инструмент племенного подчинения, рудиментарный и неказистый.

Мир дикаря состоял из множества табу, причем разобраться в их хитросплетении подчас непросто было и тем, кто провел среди темнокожих всю жизнь. Были табу общие, распространяющиеся на всех без исключения, были табу персональные, обретаемые при рождении. К примеру, общее табу распространялось на все имущество вождя племени и даже на землю, по которой он ходит. Персональные табу были обставлены куда сложнее, иногда даже не без злонамеренного изящества. Табу могло заключаться в запрете курить табак или пить из кувшина. Носить стеклянные украшения или прыгать на одной ноге. Кричать петухом или спрашивать у прохожих, который час. По-видимому, без подобного рода ритуалов мир виделся полли слишком простым.

- И много у