Хроники уходящего поколения - Валерий Николаевич Стовба

привычка к смерти, ставшая чем-то обыденным, привычным, естественным.

« « «

Ну, а мое комендантство завершилось уже на следующий день с приходом тыловиков. За мной пришла машина из части. Через несколько часов мы с помощниками прибыли в родную бригаду. Начальство выразило мне благодарность за проделанную работу. И особо — за конфискованные самогон и спирт.

История одного ордена

Шли кровопролитные бои под Сталинградом. Штабные структуры располагались в крутом берегу Волги. Здесь были выкопаны землянки, оборудованы укрытия, хозяйственные постройки.

В перерывах между налетами вражеской авиации берег оживал. Приставали катера с питанием, боеприпасами. Офицеры выходили на свежий воздух пообщаться, перекурить, воспользоваться туалетом.

С одного из катеров на берег сошел курьер из штаба армии. Прежде чем передать пакет, предназначенный для местных штабных работников, он остановился около группы знакомых офицеров. Обменивались новостями, шутили, курящие с удовольствием затягивались табачным дымом.

В это время на западе послышался гул немецких самолетов. Люди, находящиеся под открытым небом, пришли в движение, стремясь как можно скорее спрятаться в привычных норах.

Первый удар немецких бомбардировщиков пришелся на береговую кромку. Вздыбились от взрыва бревна одного из укрытий. В груду металла превратился не успевший отойти от берега катер. И здесь же в небе появились наши истребители. Один из вражеских бомбардировщиков задымил и, потеряв управление, врезался в холодную воду Волги.

Через пять минут воздушный бой прекратился. Из-под земли вышли наши бойцы, чтобы устранить результаты бомбардировки, восстановить укрытия, хозпостройки. На том же месте, что и перед налетом вражеской авиации, собрались офицеры, продолжая смолить папиросы, обсуждая результаты бомбардировки.

Рядом с ними располагался поврежденный ударной волной туалет. На уцелевшем половом настиле над выгребной ямой лежал упавший с креплений брезент.

Спустя некоторое время, стоявшие рядом офицеры заметили, что в том месте, где располагались круглые прорези в половом настиле, брезент время от времени начал шевелиться.

— Мужики, а ну пошли посмотрим, что там такое, — призвал товарищей один из офицеров.

Брезент оттащили в сторону. Открылась необычная картина. Из одного из отверстий торчали руки, державшие на весу планшет и объемный пакет из серой бумаги с печатями. Офицер стоял по плечи в жидких экскрементах.

Вытащив офицера из выгребной ямы, все узнали в нем курьера из штаба армии. Перед бомбежкой он решил оправиться. Результат этого захода был налицо.

Как потом оказалось, курьер был контужен взрывной волной и провалился под настил. Несмотря на это, сумел спасти документы, предназначенные для местных штабистов и боевые награды для вручения бойцам передовой. В результате действия экскрементов ожоги тела офицера составили пятьдесят процентов. С первым же катером его переправили через Волгу в госпиталь.

« « «

Как потом выяснил отец — участник тех событий — за проявленное мужество, спасение важных документов и боевых наград офицер был награжден орденом Красной Звезды.

И такое на войне бывает…

Слезы освобождения

Мою мать за связь с партизанами угнали в Германию, где она провела два года. Работала в частной пекарне, на заводе, производящем снаряды, в концентрационном лагере. В сорок пятом ее освободила наступающая Советская Армия в Данциге. Кратко привожу рассказ матери об освобождении женского лагеря.

С утра стали слышны раскаты артиллерии. В воздухе появились самолеты. Охрана нашего женского лагеря, расположенного в пригороде Данцига, обеспокоенно стала собираться в мелкие группы, что-то оживленно обсуждая.

На следующий день заключенных не повели на работы. Покормили только раз за день. Видимо, затормозил конвейер доставки продуктов. Канонада приближалась.

Еще через день мы проснулись и с недоумением, чувством облегчения увидели, что лагерной охраны нет. Стало ясно: солдаты, не получив приказа, как поступить в данном случае, оставили нас на волю судьбы, а сами поспешили унести ноги от стремительно наступающих наших частей.

Собравшись все вместе, обсудили положение. Остаться в лагере — означало возможность подвергнуться бомбардировке как нашей, так и немецкой авиации. Уходить — но куда? Предложения были разные. Общего мнения не удалось достичь. Решили, что каждый волен поступать сам по себе.

Я и несколько моих подруг пришли на окраину города и спрятались в подвале дома, уже покинутого жителями. Там просидели несколько дней, питаясь сэкономленными заранее продуктами: хлеб с опилками, сырая брюква. Воду брали из емкостей, заготовленных покинувшими дом жильцами.

Освободили нас пехотинцы. Дверь подвала распахнулась, и пожилой сержант окликнул: «Есть кто живой?» Видимо, уже встречался с нашими пленными, прятавшимися в подвалах.

— Есть, есть, — завопили мы, бросаясь навстречу избавителю.

Он вывел нас на улицу и довел до площади, на которой уже были собраны сотни полонянок. Откуда-то подвезли полевую кухню. Бойцы вволю накормили нас кашей. К чаю выдали по большому ломтю хлеба. Здесь мы провели весь световой день. А вечером, построив нас в колонну, два автоматчика сопроводили на территорию того самого немецкого лагеря, узниками которого мы были несколько дней назад.

А сколько слез радости освобождения было пролито женщинами в этот день, сколько поцелуев подарили девушки нашим бойцам.

В лагере тем временем налаживался новый распорядок дня. Кормили три раза в день. Не разнообразно, но сытно. Особенно в сравнении с рационом гитлеровцев. Остальное время мы были предоставлены самим себе. Можно было все, кроме выхода за пределы лагеря.

В одном из помещений расположились несколько офицеров особого отдела. Туда, согласно заранее составленным спискам, по одной вызывали бывших пленных женщин. Там побывала и я. Отвечая на вопросы особистов, рассказала кто я, откуда родом, когда и за что была угнана в Германию, где и на каких работах была занята. Кто мои родители, есть ли братья и сестры, где они сегодня.

Все эти сведения, объясняли нам, необходимы для оформления документов и отправки по домам. А кроме того, чтобы отделить от бывших пленных тех, кто стал «фольксдойч», служил фашистам, забыв о Родине.

« « «

Через месяц ее отправили домой в Белоруссию. Она поступила в педучилище. Но это уже другая история.

Контрибуция

Приезжая раз в год к деду в деревню Абраимовка Горецкого района Белоруссии, я не мог не заметить контрасты обычной деревянной избы — пятистенки и дорогой мебели, достойной барского поместья или мемориального музея жителя девятнадцатого века.

Диван и два кресла из какого-то набора мебели натурального красного дерева, по которому шла ручная резьба. Сиденья и спинки, покрытые толстым, ярких цветов, шелком. Сквозь протертые многими задами за десятки лет дыры проступал длинный темный то ли лошадиный, то ли человеческий волос.

И еще. Щи зимой или холодный свекольник летом в этом доме ели серебряными ложками с монограммой на латинице.

Откуда? Этот