Те, кто уходит, и те, кто остается - Элена Ферранте

— Энцо привезет.

В субботу к нам приехал Энцо на недавно взятом в аренду белоснежном «чинквеченто». Я увидела его еще из окна — он что-то говорил на диалекте мальчику, сидевшему в машине, — и сразу узнала: такой же крепкий, как раньше, та же скупость в движениях — я как будто снова оказалась в Неаполе, в нашем квартале. Я открыла дверь, Деде вцепилась в подол моего платья. Мне хватило одного взгляда на мальчика, чтобы признать, что сумасшедшая Мелина была права: теперь, когда мальчику исполнилось десять, не осталось никаких сомнений, что в нем нет ничего не только от Нино, но и от Лилы — передо мной стояла точная копия Стефано.

Чувство от этого было двойственное: я одновременно была и разочарована, и довольна. С одной стороны, раз уж мне предстояло так долго прожить с чужим ребенком, мне было бы приятней вместе со своими дочерьми воспитывать сына Нино, с другой — я была рада узнать, что Нино ничего не оставил Лиле.

Энцо хотел уехать сразу, но Пьетро принял его очень любезно и пригласил остаться на ночь. Я предлагала Дженнаро пойти поиграть с Деде, хоть он и был почти на шесть лет ее старше, и она не возражала, но он наотрез отказался. Меня поразила забота Энцо об этом ребенке — не своем ребенке. Он прекрасно знал все его привычки, вкусы, потребности. Он быстро уложил его спать, хотя Дженнаро сопротивлялся: сводил в туалет, заставил почистить перед сном зубы, а когда мальчик рухнул в постель от усталости, умело раздел его и натянул на него пижаму.

Пока я мыла посуду и наводила порядок, Пьетро развлекал гостя. Они сидели на кухне, за столом, общих тем для разговора у них не было. Они попробовали было поговорить о политике, но, как только Пьетро одобрительно высказался о сближении коммунистов с демократами, Энцо заявил, что, если так и дальше пойдет, Берлингуэр[16] скоро пожмет руку страшнейшему врагу рабочего класса. Они оставили эту тему, чтобы не поссориться. Пьетро стал из вежливости расспрашивать Энцо о его работе. Энцо любопытство моего мужа, должно быть, показалось искренним, и он начал свой сухой и перегруженный терминологией рассказ, причем говорил значительно больше, чем обычно. IBM решила перевести их с Лилой на более крупное предприятие: новая фабрика располагалась близ Нолы и насчитывала триста рабочих и около сорока служащих. От предложенной зарплаты у них обоих дух перехватило: триста пятьдесят тысяч лир в месяц ему и сто тысяч ей как его заместителю. Разумеется, они согласились, но за такие деньги работа предстояла огромная. «В нашем распоряжении, — объяснял он, постоянно повторяя „мы“, „наше“, — будет „Система-3“ десятой модели, два ассистента и пять женщин-операторов на перфораторах. Мы должны собирать и вводить в „Систему-3“ огромное количество информации, чтобы машина могла выполнять различные задачи: например, бухгалтерский учет, расчет зарплат, выписка счетов, учет складских резервов, управление заказами, поставками, производством, отгрузкой. Для этого используются специальные картонные карточки с перфорацией. Отверстия на карте отвечают за все, это основная наша забота. К примеру, рассмотрим алгоритм программирования какого-нибудь простейшего действия, пусть будет выписка счета. Сначала кладовщик указывает, какому клиенту какие продукты были доставлены. Каждый продукт и каждый клиент идет под своим числовым кодом, анкетные данные клиента тоже закодированы. Перфораторы вводят эти коды в машину: нажимают кнопку приема перфокарты и начинают вбивать на клавиатуре номер бланка, код клиента, коды анкетных данных, коды продукта, количество проданного и другие данные. Чтобы вы понимали, это тысяча карточек на один продукт, а на десять продуктов — десять тысяч карт с отверстиями как от иголки. Поняли? Следите за мыслью?»

Так прошел весь вечер. Пьетро то и дело старался показать, что за мыслью следит, и даже задавал вопросы («Отверстия считываются, это ясно, а неперфорированное пространство тоже участвует в подсчетах?»). Я ограничивалась улыбкой, не отрываясь от мытья тарелок. Энцо был счастлив возможности объяснять что-то университетскому профессору, который слушал его как прилежный студент, и своей старой подруге, получившей диплом и написавшей книгу, — правда, теперь подруга наводила порядок на кухне — они с Лилой на такое времени не тратили. Сама я быстро запуталась в его рассказе. Оператор брал тысячу карточек и загружал их в специальный аппарат — сортировальную машину. Машина располагала их согласно коду продукта. Потом начиналось так называемое чтение, но не в смысле обычного человеческого чтения, — за дело брались два считывателя — машины, запрограммированные на подсчет отверстий и свободных мест на карте. А дальше что? Тут я терялась. Терялась среди кодов, огромных кип карточек, отверстий, которые сличались с другими отверстиями, отверстий, которые сортировались, отверстий, которые считывались, каких-то четырех выполняемых операций, печати имен, адресов и сумм. Я терялась каждый раз, когда Энцо произносил слово «файл» — слово, которого я никогда раньше не слышала, — а произносил он его то и дело. Этот таинственный файл представлял собой не менее загадочный массив данных (именно так, в мужском роде — «массив», а не привычная «масса»), употреблялось это слово исключительно в сочетании с другим существительным: «файл того-то», «файл этого». Я терялась, думая, что Лила знает все эти слова, все об этих машинах и этой работе, и идет трудиться на большую фабрику под Нолой, несмотря на то что при нынешнем доходе Энцо могла бы сидеть дома и жить богаче меня. Я терялась, когда Энцо произносил с гордостью: «Без нее у меня ничего не выйдет», говорил о ней с такой любовью, с таким обожанием — ему явно доставляло удовольствие напоминать себе самому и окружающим о невероятных способностях любимой женщины; терялась оттого, что мой муж никогда меня не хвалил, отводил мне роль матери его детей, не верил, что я способна самостоятельно мыслить, унижал меня, смеясь над тем, что я читаю, чем интересуюсь, что говорю, и вообще был готов любить меня только при условии, что я буду всем своим видом демонстрировать собственную ничтожность.

Наконец я тоже села за стол, сердитая, потому что никто из этих двоих даже не подумал сказать: «Давай помогу убрать со стола, помыть посуду, подмести пол». «Счет, — говорил Энцо, — бумага простая. Казалось бы, разве сложно выписать от руки? Конечно нет, если надо выписать десяток в день. А если тысячу? Считыватели обрабатывают двести карт в минуту, это десять минут на две тысячи, а на десять тысяч — пятьдесят минут. Скорость работы — огромное преимущество, особенно когда речь идет о сложных операциях, которые при выполнении человеком требуют массу времени. Наша с Лилой работа и заключается в том, чтобы подготовить „Систему“ к выполнению этих сложных задач. На стадии разработки программ все отлично, на оперативной пока чуть хуже. Карты то и дело заедает в сортировальной машине. Еще чаще падает контейнер с разобранными картами, и они рассыпаются по полу. Но это мелочи, и так все хорошо, очень хорошо».

Я перебила его, только чтобы как-то обозначить свое присутствие:

— А он может ошибиться?