Престидижитатор Сталина - Квинтус Номен

несколько лет доказывали на собственном примере. Моторы для кораблей делались в Рыбинске, а корпуса — в Усть-Луге, в быстро растущем поселке Мезень на Белом море и в Новороссийске. Причем с Новороссийском все вообще как-то случайно вышло…

Я помнил, что в Новороссийске было чуть ли не самое мощное производство цемента в России, так что еще в тридцать пятом году, когда только приступал к постройке железной дороги, решил и там организовать сырьевую базу. Набрал пару тысяч мужиков, которые уже успели хоть как-то у меня с производством цемента ознакомиться, и отвез их на развалины крепости Суджук-кале. А чтобы мужикам там не пришлось самим драться с местными черкесами, навербовал еще и с полтысячи казаков из окрестностей Донецка и Луганска. Казаки нанимались с удовольствием, ведь я каждому вручал новенькую винтовку «собственной конструкции», денег платил по сто рублей в год серебром «на казенном прокорме» (причем кормить приходилось и самого казака, и его лошадей, которых эти ребята минимум по паре с собой брали, и даже семью казака — но все равно дело было выгодным). Поначалу черкесы решили резко так возразить против нового строительства, но аргументы их оказались несколько слабее, чем винтовки казаков. Эти ребята, узнав, что черкесы в основном нападают, чтобы набрать побольше пленных и продать их в рабство туркам, очень резко приступили к программе защиты гражданских прав христианского населения. Ну, раз я им пороха и пуль отсыпал столько, сколько они попросят…

В общем, когда в новенький Новороссийск в тысяча восемьсот тридцать седьмом году приехал с рекогносцировкой генерал Раевский Николай Николаевич, в радиусе километров двадцати от города черкесов уже не наблюдалось: казаки просто приезжали в очередной аул, быстренько его осматривали — и если находили в доме яму для содержания рабов, то дом сжигали, но хозяину его было уже не жалко. А если такие ямы обнаруживались во многих домах, то, как правило, сгорал весь аул. Не потому что казаки специально всё жгли, а потому что тушить тамошние сакли было некому: все население аула казаки забирали с собой в Новороссийск и там грузили на пароход, который увозил их в Синоп. Бесплатно, между прочим, увозил…

Раевский вскоре привез своих казаков, около полутора тысяч, и почти четыре тысячи солдат. Он там занялся какими-то вопросами «урегулирования» отношений с черкесами, ну а я — развитием промышленности в городе. В частности, судостроением, хотя по официальной версии в городе собирались лишь большие морские баржи для перевозки цемента. Очень нужные баржи, ведь цемента там делалось дофига. Для его перевозки делались во множестве здоровенные стальные бочки, а на баржах ставились небольшие паровые машины, от которых приводились в действие подъемные краны, установленные между трюмами…

Летом сорок седьмого года было закончено строительство бетонного моста через Сиваш, и шоссейная дорога соединила, наконец, Луганск и Симферополь. Что помирило меня, наконец, с генералом Раевским: если до этого мы сосуществовали в состоянии «вооруженного до зубов нейтралитета» — то есть он не лез в мои дела в Новороссийске, а я не касался его там дел, то появление новой дороги (и удобство доступа в поместье жены Раевского в Крыму) сделала наши отношения уже… не то, чтобы дружескими, просто нейтралитет стал мирным. Причем даже то, что мои врачи вылечили его от страшной в нынешние времена болезни, наших отношений не поменяло, а дорога — очень существенно их улучшила. Странно всё это… впрочем, люди — это народ неблагодарный.

А с медициной у меня все было… ну, не то чтобы великолепно, однако для первой половины девятнадцатого века «практически недосягаемо». Понятно, что каждый второй реконструктор (не считая каждого первого) в состоянии воспроизвести процедуру получения аспирина, будучи разбуженным в три часа ночи после тяжелой пьянки. У меня уже половина Тульской губернии была осиной засажена, а вообще-то сбором осиновой коры мужики промышляли от Вологды и до Воронежа. Причем сами мужики искренне думали, что я в Воронежской губернии специально осину сажаю чтобы ее на дрова не рубили — ну, действительно, паршивые из осины дрова. А вот аспирин получается замечательный.

А примерно каждый десятый реконструктор в состоянии воспроизвести процесс изготовления чего-нибудь покрепче (из лекарств, имеется в виду). Так что я в общих чертах знал, как сделать стрептоцид из анилина. И даже мог по памяти формулу стрептоцида нарисовать! По большому счету, пользы от этого было чуть меньше чем вообще нисколько, но на мое счастье попался мне талантливый выпускник Казанского университета Николай Зинин. Оказалось, действительно талантливый: в сороковом году, всего после семи лет преподавания в «педучилище Черни», стрептоцид он синтезировал. Попутно он еще много чего насинтезировать сумел: в сорок втором году придумал, как синтезировать сам анилин (до этого его добывали из коксовой смолы). Причем придумал он синтез анилина как раз потому, что ему продукции коксового завода стало катастрофически не хватать: он еще и краски анилиновые кое-какие успел сделать.

Еще мне попался очень интересный субъект: помещик Звягинцев, мой ровесник, в молодости мечтавший стать знаменитым. В общем-то, тут каждый второй мечтал о славе, просто большинство так мечтами и ограничивалось, а этот… Чем только он не занимался: и пытался выводить какие-то очень урожайные сорта овса, и выводить свиней, которые бы вес в полтонны за год набирали, и порох выдумывал «в сто раз сильнее нынешнего». На скрипке выучился играть виртуозно, пейзажи писал — Левитан обзавидуется. Но как только получал хоть какой-то результат — хоть бы и отрицательный — сразу занятие свое бросал и приступал к новому. Правда, «базовых» знаний у него было чуть меньше чем нисколько, но вот усидчивости ему было не занимать, как и упорства в получении новых знаний. И я предложил ему поколдовать с плесенью…

В общем, где-то к весне сорок второго года он получил пенициллин, а еще через полгода и стрептомицин. Порадовался — и принялся изобретать машину для производства стальных струн — но вот с антибиотиками дело не умерло, все его помощники — коих он дюжины три подготовить успел — работу продолжили. И хотя объёмы производства могли кое-кого вогнать в глубокую депрессию (вся его лаборатория лекарств выпускала грамм по десять в год), я хотя бы успокоился насчет собственных детей — а поставить выпуск антибиотиков на промышленную основу можно будет и потом, когда получится настоящих специалистов обучить.

Кстати, от антибиотиков оказалась большая польза: Алёне на ровном месте обломился еще один орден. Причем не какая-нибудь «Анна» или «Станислав» занюханный… Просто летом сорок девятого года жена моя по каким-то своим