Все моря мира - Гай Гэвриэл Кей

красивое лицо стало несколько менее красивым.

– Господина Фолько тоже видели вместе со мной, конечно. И увидят снова.

– Тацио, это правда? – резко спросил Чотто, не оборачиваясь.

– Это правда. К несчастью, это было необходимо, иначе для осуществления твоего замысла пришлось бы устроить у Арсенала схватку с большими жертвами.

– Проклятый киндат! – воскликнул Бранко Чотто. – Ненавижу их! – Он опять выругался. Это было почти забавно, но только почти.

Тацио, решил Рафел, не слуга. Он разговаривает не как слуга. Вероятно, родственник, доверенное лицо. Выглядит порядочным человеком, несмотря на то что недавно грозил Рафелу мечом и заставил его прийти сюда.

Он все еще был зол.

– О, неужели? – осведомился он. – Я предпочитаю называть «проклятыми» серессцев. По крайней мере, некоторых. И один из них находится в этой комнате.

Чотто уставился на него, заливаясь краской.

– Осторожнее. Думаете, вы здесь в безопасности?

– Я знаю это, – ответил Рафел. Хотя, по правде сказать, он этого не знал.

– Никому не известно, где вы находитесь!

– Подозреваю, что известно, кузен, – возразил человек по имени Тацио. – С синьором бен Натаном был еще один телохранитель. Человек Черры. Я узнал его, а он должен был узнать меня.

Наступила тишина. Приятная тишина.

И в этой тишине, словно после реплики на театральном представлении, о котором он думал раньше, раздался громкий стук в двойные двери палаццо, прямо за спиной у Рафела.

– Признаюсь, мне не терпится услышать, что, по вашему мнению, мы можем для вас сделать, – сказала Бентина ди Джемисто, Старшая Дочь ближайшей к Серессе обители.

Она улыбалась чрезвычайно скупо. Была высокой, красивой, худой, с длинными пальцами и высокими скулами, не такой старой, как ожидала Ления. Но Старшие Дочери занимали этот пост благодаря высокому положению и влиянию семьи так же часто, как и по праву старшинства. Она носила одежды предписанного слугам бога цвета, но из переливающейся шелковистой ткани, скорее золотой, чем желтой.

Ления понимала, что ее собственная внешность и одежда подверглись быстрой и категоричной оценке, когда она вошла. Она старалась не испытывать враждебности, но ей это не удавалось. Нехорошо. Она приехала, чтобы поговорить о возможности остаться в этом месте, не так ли? Изменить свою жизнь. Она уже чувствовала, что сделала это, поддавшись глупому порыву, но раз уж она здесь, то можно провести эту беседу.

Она села на табурет, на который ей указала женщина. Сняла перчатки, которые надевала для верховой езды, и отложила их. Старшая Дочь сидела в удобном кресле у горящего очага. Статус и власть, выставленные напоказ. Она ненадолго поднялась, когда Ления вошла, потом снова села.

Гвиданио Черра ушел, чтобы позаботиться об их лошадях перед обратной дорогой. Ей пришла в голову мысль, что он, возможно, хотел присутствовать здесь, чтобы составить какое-то мнение об этой женщине, для герцога. Добыть больше подробностей для записных книжек Риччи. Но он оставил ее одну, чтобы не мешать.

Наверное, долго ждать ему не придется, подумала Ления. Эта женщина сразу же вызвала у нее интуитивную неприязнь. Это было для нее необычно. Ления Серрана прожила жизнь, в которой ей не позволялось испытывать подобные чувства. Страх, да. Но не это.

Ей не было страшно, эта женщина ее не пугала. По-видимому, Ления избавилась от многих своих страхов. Не от всех, но от многих. Она убивала людей.

Она не спеша огляделась. Богатая комната. Изображения бога на высоких картинах на двух стенах: Джад светловолосый и торжествующий. Она ничего не знала о художниках, но была совершенно уверена, что это работы прославленных мастеров. Большой солнечный диск покоился на подставке на полке над очагом, солнце бога было выгравировано на золоте, сверкающем в лучах света из окон. На стенах висело несколько гобеленов, а на полу лежал ковер с пушистым ворсом. Даже два ковра – еще один у окна, где тоже стояли кресла. Оттуда кто-нибудь – предположительно, Бентина ди Джемисто – мог смотреть на прекрасный сад и обширные угодья обители.

Ления снова посмотрела на эту женщину.

– У меня возникла мысль, может быть нелепая, что я могла бы принести клятвы богу и присоединиться к вам в этой обители, – сказала она.

Рука взлетела ко рту, чтобы скрыть улыбку.

– Вот так легко?

– Это никогда не бывает легко, не так ли? – ответила Ления, чьи руки спокойно лежали на коленях. – Уйти от ловушек мира… как было с вами, очевидно.

Реакции не последовало.

– Правда, нелегко, – сказала Старшая Дочь. – И особенно… да, особенно в эту обитель.

– Она выглядит очень изысканной, – сказала Ления, делая вид, будто преисполнена благоговения.

– Да, есть женщины очень знатного происхождения, которые ищут покоя у Джада в этих стенах. Они приезжают и остаются, их семьи оказывают им большую поддержку. От нас ожидают, что мы будем просить в наших молитвах господнего света и благословения для умерших из многих знатных семейств в Серессе – и за ее пределами. Некоторые из этих людей похоронены на нашем кладбище.

– Понятно, – пробормотала Ления. – Свечи и молитвы здесь дорого стоят? Уединение?

На этот раз женщина слегка прищурила глаза, словно при звуке далекой трубы.

– Не особенно. Конечно, женщинам благородного происхождения, когда они приходят к Джаду, не возбраняется пользоваться определенными удобствами, которые они знали прежде.

– Некоторые считают иначе, не правда ли? Некоторые учат, что именно для этого приходят в обитель. Чтобы отринуть все земные удобства ради чистоты веры.

Бентину ди Джемисто было нелегко смутить. И сейчас она уже поняла, что ей бросают вызов. Ления приехала сюда не для этого, но именно в это превратился ее визит. Невозможно спланировать все.

– Это то, что вы надеетесь найти в благочестивой жизни, синьора, э, Сеттана, правильно?

– Серрана. Я пока не знаю точно, что я надеюсь найти в жизни.

Женщина улыбнулась, будто бы по-доброму.

– Нельзя не сказать об этом с самого начала: пожертвования от семьи, которые мы привыкли получать, когда женщины приходят к нам, бывают существенными.

– Это очевидно, – заметила Ления. – Я восхищалась вашими гобеленами, пока мы беседовали.

– Они достойны восхищения, – согласилась Старшая Дочь, сохраняя самообладание. – Что ж. У меня еще много дел до начала молитв. Мне жаль, если вы совершили долгое путешествие без пользы…

– Я могу перевести десять тысяч сералей в тот банк, где вы держите ваши деньги, – сказала Ления. – Или, разумеется, положить их на счет той обители, которую в конце концов выберу, если решу начать такую жизнь. К слову, я веду дела с банками Серессы.

Пауза. Ления поняла, что получает удовольствие.

Женщина сменила позу. Она готова была встать с кресла. Разные выражения быстро сменялись на ее тонко вылепленном лице. Она действительно