Джинкс - Сэйдж Блэквуд

Джинкс выпил снадобье. Оно оказалось вкусным.

Мальчик зарылся в теплую синеву и заснул.

Проснулся Джинкс еще до зари, когда в небе только-только проявился сероватый свет. Он встал, вышел в кухню. У очага сидела в окружении кошек Эльфвина. Увидев Джинкса, она вскочила и крепко обняла его.

– А где все? – спросил Джинкс.

– Ривен спит в твоей башне. Симон где-то там, – Эльфвина махнула рукой в сторону южного крыла. – Он только этой ночью вернулся домой.

– О чем ты? Мы же все пришли сюда вчера, – Джинкс подошел к буфету, чтобы налить себе сидра.

– После того как мы поколдовали над тобой, Симон с бабушкой ушли снова. Отправились усиливать стражу, которую Симон выставил вокруг острова Костоправа. Два дня на это потратили. А потом бабушка, я так думаю, поскакала домой.

– Два дня? Но…

– Ты проспал три.

– Но это просто смешно! Никто не может проспать три дня.

– Ты смог.

Джинкс ей не поверил:

– Нет, правда?

– Да.

А поскольку ей пришлось отвечать на вопрос, оставалось только одно – принять ответ за истину.

Вот почему у него так сухо во рту. Джинкс залпом проглотил весь сидр.

– Я думал, твоя бабушка дружит с Костоправом.

– Конечно, нет. Кто же с таким дружить станет?

С этим Джинкс спорить не стал.

– Так ты не захотела возвращаться в ее дом?

– Ну, я ведь уже побывала там, – ответила Эльфвина. Она села за стол и подняла с пола кошку себе на колени.

– Да, но…

– Я же тебе говорила, мне не хочется жить у нее. А здесь мне нравится. Такая красивая прогалина. И коз можно доить!

– На твоей прогалине коз нет, что ли?

– Коз нет, только глупые коровы. А Симон на самом деле милый, если к нему приглядеться.

А вот это было настолько далеко от правды, что Джинкс поневоле рассмеялся.

– Если я веду себя, как Симон, ты называешь меня грубияном.

– Никогда я такого не говорила.

Джинкс решил не спорить.

– Стало быть, ты собираешься вернуться на Калликомскую прогалину?

– Не знаю. Мне нужно кое-что обдумать.

Уточнять, что именно, она не стала.

Джинкс налил себе еще сидра, достал из буфета кусок тыквенного пирога. А съев его, вышел из дома – рассказать деревьям, что он жив.

* * *

Джинкс зарылся пальцами в теплую почву Урвальда. Было у него такое чувство, что после его смерти необходимость в этом отпала, он все слышал и так. Во время полета над Урвальдом связь Джинкса с деревьями изменилась. Но до чего же приятно было почувствовать землю между пальцами ног! Сейчас лес говорил о конце лета, о том, что в это время чувствуют листья, о боли на закраинах Урвальда, об Ужасе, поселившемся в доме Симона.

– Слышащий жив, – спустя какое-то время сказали деревья. – И даже новые побеги выпустил.

Никогда еще Джинкс не слышал голос Урвальда так ясно. Говорило не какое-то одно дерево, – корни перекидывались словами, и разговаривал весь лес. Читать мысли Джинкса Урвальд не умел, однако мальчик обнаружил, что может теперь, укоренившись ногами в земле, сам посылать их лесу. И потому рассказал о вернувшейся к нему из бутылки жизни.

– Чародейская магия, – постановил лес.

– Чародейская магия отличается от магии Урвальда, – сказал Джинкс.

– Чародейская магия, ведьмовская магия – все это магия. И вся она происходит из Урвальда.

– Значит, я могу творить и чародейскую магию, и магию Урвальда? – спросил Джинкс. – Я о той магии Урвальда, что отличается от чародейской.

– Можешь, Слышащий. Мы не думаем, что на это способен кто-то еще. Но ты – да, вероятно, возможно, всяко бывает. – На этот счет у пересекающихся корней полного согласия не было.

– Вы ведь позволили мне использовать вашу силу.

– Это твоя сила.

– Я говорю о силе, которая исходит от деревьев, – уточнил Джинкс. – Исходит от Урвальда.

Деревьям его слова показались смешными.

– Деревья – это еще не Урвальд. Как раз деревья-то и есть Урвальд. Нет, не деревья. Не только они. Все твари, живущие в Урвальде. Все Торопыги. Даже вероломные люди. Даже волшебники – все это Урвальд.

Джинкс и сам почувствовал это, когда летал над лесом.

– Но другие чародеи вашей силой не пользуются, – сказал он. – Просто не могут, так?

– Не могут. Не слушай. Конечно, могут, да только они неправильно обращаются с ней. И с тобой то же случится.

– Со мной не случится.

– Случится.

Джинкс решил, что спорить не стоит. Сами все увидят – со временем. И он сказал:

– Насчет Ужаса…

По корням рябью прокатил страх.

– Я собираюсь увести его из Урвальда, – сказал Джинкс. – Дойти с ним до края леса и не дать ему навредить по пути ни одному дереву. Но можете вы обещать, что не сделаете ему ничего дурного, пока мы будем идти? Не станете ронять ничего ему на голову, не станете насылать огров, позволите ему выйти из леса в целости и сохранности? Я скажу, чтобы он никогда к вам не возвращался.

– Мы попробуем. Однако над Торопыгами мы не властны. Над ограми, волколаками, упырями. Над людьми. Еще как властны. Нет, не властны. Посмотрим, что можно будет сделать.

– Спасибо, – сказал Джинкс.

Затем он спросил у деревьев, известно ли им, кто такой Ривен. Этого они не знали – или знали не в том смысле, какой подразумевал Джинкс. Для них Ривен был просто Ужасом.

* * *

Ривен рубил на дворе дрова. Симон месил в кухне тесто для хлеба.

– Тебе помочь? – спросила Эльфвина.

– Стряпней я занимаюсь сам, – резко ответил Симон.

– Ты можешь почистить картошку, – сказал девочке Джинкс. – Это он другим дозволяет.

– Картошку совсем уж испортить трудно, – согласился Симон.

Джинкс достал из ларя несколько картофелин и опустил их в лоханку с водой, которую накачала Эльфвина.

– Ты что-нибудь решила насчет возвращения на Калликомскую прогалину? – спросил Джинкс.