Чувство любви - Сью Джонсон

Памела Эйринг, директор Школы протокола Вашингтона, в которой корпоративных клиентов и государственных служащих обучают поведению в обществе, определила четыре стадии того, что она называет «ревностью к смартфону» – чувства, которое испытывает человек, пытаясь достучаться до страстного любителя гаджетов: растерянность, дискомфорт, раздражение и, наконец, возмущение. Она добавляет, что, поскольку личные и деловые отношения строятся на чувстве важности и ценности для партнера, такие устройства, как iPhone, подвергают эти отношения риску. Одержимость iPhone она называет i-гоизмом. Но это больше, чем вопрос этикета или невнимания к окружающим. Опрос, проведенный сайтом Retrevo.com, который посвящен обзорам потребительской электроники, показал, что 10 % людей в возрасте до двадцати пяти лет не видят ничего плохого в переписке во время секса!

Некоторые люди считают, что электронные устройства, наоборот, позволяют быть на связи друг с другом. И хотя такая форма общения бывает удобной и полезной, она не позволяет установить глубокую эмоциональную связь и вовлеченность, необходимую для развития значимых отношений. Мессенджеры и электронная почта рассеивают наше внимание на десяток вопросов и задач, требуя больше, быстрее и всем одновременно. Они создают иллюзии связанности. Опасность в том, что они породили новый формат общения, в котором мы постоянно на связи, но эмоционально разобщены.

Профессор Массачусетского технологического университета Шерри Теркл в своей книге Alone Together («Одиночество вместе») пишет, что в последние пятнадцать лет нас и наши отношения с людьми формируют гаджеты, и теперь мы «ожидаем больше от технологий и меньше друг от друга». Теркл анализирует подробные интервью с пользователями технологий и проводит официальные исследования их воздействия на человека. Она исследует движущуюся цель. Согласно отчету аналитической компании Nielsen за 2010 год, средний подросток отправляет больше трех тысяч текстовых сообщений в месяц. И эта цифра будет увеличиваться.

Но и это всего лишь цветочки. Родители покупают детям интерактивных роботов-хомяков Жу-Жу, которые, если верить рекламе, «живут, чтобы чувствовать любовь», или более сложного робота-щенка Айбо от Sony. Взрослые в книге Теркл говорят, что вначале общались с Айбо только ради развлечения, однако позже начали обращаться к роботу, когда им было «одиноко». А есть еще Паро – терапевтический робот в виде детеныша гренландского тюленя, который умеет поддерживать зрительный контакт, предназначенный для оказания успокаивающего эффекта и вызывания положительных эмоций у пациентов с депрессией и обитателей домов престарелых. Подобные замещения, утверждает Теркл, «заставляют бежать от реальности». Технологии постепенно подменяют отношения на байты, и байты становятся нормой. Если позаимствовать фразу у покойного Дэниэла Мойнихэна, известного социолога и сенатора США, они умаляют значимость отношений.

Дэвид Леви в своей книге Love and Sex With Robots («Любовь и секс с роботами») предполагает, что вскоре любовь к роботам станет такой же нормой, как и любовь к людям. Рокси, первый секс-робот или «подружка», на порядок популярнее надувных кукол. С 2010 года любой желающий может купить себе такую «девушку» в магазине электроники, при этом выбрать на свой вкус внешность и даже личные качества. Кожа у нее с подогревом и на ощупь похожа на настоящую, внутренние органы пульсируют, к тому же Рокси умеет поддержать разговор – но только о сексе или футболе! Чего еще желать?!

Тенденция доверять маленьким роботам заботу о наиболее уязвимых гражданах, детях и стариках также набирает обороты. Паро, например, рекламируется как решение для одиноких пожилых людей. Он понимает около пятисот английских слов и нравится старикам, если, конечно, возможности поговорить с живым человеком у них нет.

Для меня появление роботов вроде Рокси и Паро – отражение нашей несостоятельности в близких отношениях и смирения с ней, а также глубочайшего непонимания потребности в близкой эмоциональной связи. Роботы, однако, не способны испытывать эмоций – они лишь создают иллюзию близости, имитируя интерес и привязанность к своему владельцу. Так поступают и несчастные пары: когда мы растеряны и в отчаянии, мы хватаемся за решения, которые как будто способны быстро и эффективно утолить нашу боль и тоску, но на самом деле лишь сильнее разрушают нашу способность по-настоящему общаться с другим человеком. В обществе одиноких людей замещающие отношения, возможно, лучше, чем никаких вообще, но подмена становится нормой, а суррогат со временем оказывается предпочтительным.

Говард, один из респондентов Шерри Теркл, рассуждая об «искусственном общении» с роботом, отмечает: «Ну, настоящие люди – это всегда риск… а роботы безопасны». Такие люди, как Говард, обращаются со своими роботами так, будто они чувствительны и эмоциональны, хотя и утверждают, что «знают», что робот – это машина. Они «привязываются» к своим машинам, электронная мимика которых имитирует заинтересованность и заботу, не в силах противостоять идее, что машине «есть до них дело». По мнению Теркл, наша потребность и тяга к заботе настолько абсолютна, что превосходит наше знание о бездушности и здравомыслящее понимание безразличия машины. Заместительная псевдопривязанность может казаться привлекательной, но в конце концов она все дальше и дальше уводит нас от нашей реальной потребности – чувства эмоциональной связи, которое требует моментов полного, всепоглощающего внимания и настройки на тончайшие нюансы эмоций.

То, чего мы ждем от роботов, показывает, чего не хватает в нашей жизни. Когда мы обращаемся к технологиям, а не друг к другу, непосредственные контакты между людьми сокращаются, а реальные связи ослабевают. Теркл приходит к выводу, что «когда машина называется другом, умаляется само значение дружбы; в конце концов, мы не рассчитываем, что кибердрузья придут, когда мы заболеем, или утешат нас в горе утраты». К тому же в таких вопросах мы привыкли ожидать поддержки не только от друзей, но и от своих возлюбленных.

Когда пары рассказывают, как проводят время вместе, мне становится горько оттого, как планшеты и компьютеры, а также телевизоры с их так называемыми реалити-шоу буквально лишают нас возможности общения и заботы друг о друге. В целом технологии, как и порнография, предлагают нам странные и нездоровые способы общения и установления связи с другими людьми. Мы привыкаем к упрощенному, поверхностному и неестественно «праздничному»; мы принимаем за ориентир и норму бесконечные истории отношений звезд вместо того, чтобы учиться создавать собственные. Как отмечает в своей фундаментальной книге «Боулинг в одиночку», посвященной утрате социальных связей в западных обществах, политолог Роберт Патнэм: «Хорошая социализация – необходимое условие для “успешной” жизни в интернете, а не ее следствие: без живого партнера в реальном мире любые контакты в интернете – нечто бесполезное, нечестное и странное». Мы все больше коммуницируем и все меньше общаемся. Если мы сможем отключить интернет, то сумеем научиться говорить с партнером о важном для нас обоих. Так выстраивается и укрепляется эмоциональная связь в здоровых романтических отношениях.

И здесь важно понять причинно-следственную связь. Я убеждена, что разобщение – следствие нашей одержимости технологиями, но причина этой одержимости также кроется в растущей социальной изоляции. Мы одиноки, как никогда прежде за всю историю человечества. В 1950 году всего четыре миллиона человек в Соединенных Штатах жили самостоятельно; в 2012 году их стало более тридцати миллионов. Это 28 % домохозяйств – такой же процент в Канаде; в Великобритании это 34 %. Эрик Кляйненберг, социолог из Нью-Йоркского университета и автор книги Going Solo: The Extraordinary Rise and Surprising Appeal of Living Alone («Жизнь соло. Новая социальная реальность»), отмечает: подобная стремительно растущая статистика говорит нам о том, что происходит «замечательный социальный эксперимент».