Бассейн в гареме - Наталья Александрова

С огромным трудом, мобилизовав всю свою несгибаемую волю,Алевтина доковыляла до лестницы, и там силы покинули ее. Она плюхнулась на стулСерафимы Семеновны, благо он оказался свободен. Через минуту появилась самаСерафима и очень всполошилась, увидев свою сослуживицу в таком состоянии.

– Что, что случилось? Алевтина Петровна, дорогая, вамплохо?

Но Алевтина только разевала рот, как щука, выброшенная наберег, а сказать ничего не могла. Серафима Семеновна забеспокоилась не нашутку.

– Товарищи, есть тут врачи? – закричала онапосетителям.

Серафима рассказывала, что раньше она работала в Доме отдыхамассовиком-затейником, но ей мало кто верил – трудно было представить, что присвоих габаритах Серафима способна была водить хоровод и плясать «два притопа,три прихлопа». Но сейчас Алевтина Петровна устыдилась своего неверия, потомучто Серафима определенно обладала тем голосом, который способен собратьотдыхающих на ежевечерние развлечения, и голос этот был посильнее трубСтрашного суда.

Так и сейчас, привлеченные окриком Серафимы, подбежалипосетители и совали Алевтине кто валидол, кто – нитроглицерин, кто – какое-тоимпортное средство в яркой упаковке. Алевтина поняла, что следует немедленнопрекратить панику и снять с себя ответственность за случившееся.

– Не надо ничего, мне уже лучше! – Она твердоотвела тянувшиеся к ней руки.

И когда экскурсанты радостно разбежались, обратилась кСерафиме вполголоса:

– Пойдемте со мной, посмотрим.

Пока они шли к тому месту, где висела картина, АлевтинаПетровна с надеждой думала, что все ей привиделось, что вот сейчас Серафимаобведет недоуменно зал и спросит, зачем Алевтина ее сюда притащила, ведь все жев порядке. Но Серафима, увидев пустую раму, громко ахнула и вытаращила глаза.Алевтина Петровна тяжело вздохнула и набрала номер телефона бригадирской.

– У нас несчастье, – пробормотала она втрубку, – картину украли.

– Какую картину? – От неожиданности старшая сменыникак не могла сообразить.

– Клод Жибер, «Бассейн в гареме», – послушнообъяснила Алевтина.

Когда до старшей дошло, что Алевтина в своем уме, началсяформенный кошмар.

Прибежали охранники, с ними старшая смены. Охрана бросиламимолетный взгляд на пустую раму и разбежалась по углам. Наскоро обшарилисоседние залы, вполголоса переговариваясь по рации с начальником охраны. ВместоСерафимы Семеновны на пост номер один заступил рослый малый в бронежилете савтоматом. Малиновый шнурочек с дверного проема сняли, и всем интересующимсяотвечали, что вход воспрещен.

– Проходите, граждане, не скапливайтесь в проходе,идите к Ван Гогу и Гогену! – увещевал «бронежилет».

Но гражданам и раньше-то Ван Гог был не очень нужен, атеперь и вовсе стал неинтересен. И не только Ван Гог, а еще и Сезанн, а с нимРенуар и даже Матисс (целых три зала). Всем посетителям вдруг срочнопонадобилось в те самые боковые залы, заполненные так называемой салоннойживописью. Разумеется, никто из них и понятия не имел, почему живопись такназывается, но интерес к этой живописи в толпе посетителей появился вдругогромный.

Прибежал начальник охраны Эрмитажа, а с ним хранитель БорисВитальевич, который сразу же набросился на Серафиму, видно, худенькая АлевтинаПетровна потерялась на фоне ее габаритов.

– Вы… вы! – наскакивал он на Серафимупетушком. – Да как же вы могли…

От волнения он брызгал слюной и никак не мог докончить своюмысль и все время подбегал к пустой раме, тряс ее, заглядывал внутрь и трогалостальные картины, пока начальник охраны не оттеснил его чугунным плечом.

Прошло некоторое время, за которое Серафима и Алевтинауспели отчитаться о своих передвижениях. Если верить Алевтине, а у начальства небыло причин ей не верить, то картину украли за те полтора часа, что она пилачай и стояла в очереди за авансом. Серафима Семеновна на какое-то заковыристоезамечание хранителя Бориса Витальевича тут же хорошо поставленным голосомответила, что все время приходилось уходить с поста номер один возле лестницы,потому что невыносимые детки хулиганили в зале Ван Гога, а глаз на затылке унее нету.

Начальник охраны давно уже отдал приказ закрыть все выходы иникого из Эрмитажа не выпускать. Оставалась слабая надежда, что картину еще неуспели вынести. Ждали прибытия подкрепления из милиции, чтобы начать повальныеобыски.

Пришел начальник отдела французской живописи ГригорийПантелеймонович Преображенский, поглядел на пустую раму и пожал плечами.Профессор Преображенский недавно вернулся из командировки с юга Франции,поэтому был веселый, загорелый и в прекрасном расположении духа.

– Ума не приложу, кому этот Жибер понадобился! –сокрушался он. – Это же не Сезанн и не Матисс, чтобы какой-нибудьсумасшедший коллекционер заказал их для себя в тайную коллекцию. Ну хоть быЭнгра украли, а так – средненький такой художник этот Жибер, кто на негопольстился?

– Матисса украсть труднее, там народа больше, –авторитетно возразила Серафима Семеновна.

– Стало быть, вы думаете, что прибрали, так сказать,что плохо лежало, то есть висело? – с любопытством спросилпрофессор. – Но зачем? Ведь не продать же эту картину никому. – Онснова пожал плечами.

Начались обыски, которые продолжались несколько часов.Несчастных посетителей музея потрошили, как рыбу на заливное. Милиционеры былиозлоблены и грубы, потому что им досталась вся первая волна возмущения. Квечеру незадачливые посетители Эрмитажа, в основном – экскурсанты из другихгородов, поминали нехорошими словами милицию, сотрудников Эрмитажа, которые немогут хорошенько следить за народным достоянием, художника Клода Жибера ивообще всех французских художников XIX века, а также проклинали тот день, когдаим пришла в голову мысль поехать на каникулы в Санкт-Петербург.

Наконец обыски закончились, картину, естественно, не нашли.

Гоше Фиолетову снилось, что он сидит на лекции профессораАристархова в Академии художеств и вдруг замечает, что пришел на занятия безштанов. Гоша прикрывает наготу портфелем, забивается в угол, косится посторонам… Аудитория полна народа, вокруг много знакомых – кроме тех, ктодействительно учился с ним в Академии, здесь был профессор Преображенский, егоначальник по Эрмитажу, и Джек Шмыгун, и маленький страшный Муса… Кажется, никтоне замечал Гошиного позора, только Муса хитро косился на него колючимиглазками. Гоше казалось важным досидеть до конца лекции, до звонка… И вотнаконец раздался этот долгожданный звонок. Он звонил, звонил и звонил, покаГоша не проснулся.

Рядом на тумбочке звонил телефон. С трудом приподнявшись,Гоша дотянулся до аппарата, снял трубку.

– Ну ты даешь! – закричал ему в ухо смутнознакомый голос.