Эль Мория. Джуал Кхул. Майтрея. ДВЕ ЖИЗНИ. НАЧАЛО - Эккирала Кулапати Кришнамачарья

узкая тропинка, чем-то напоминавшая свисающего питона. Разноцветные камни служили ступенями, они-то и давали впечатление пёстрого брюха питона. Немногочисленные люди шли по ней и вверх, и вниз. С большого расстояния они казались муравьями, ползущими по питону. Тропинка заканчивалась в долине, и последний её поворот был похож на его хвост. В этой стороне зеленела густая роща толстых деревьев. Никто и представить себе не мог, что же находилось в её глубине. Даже племена, населявшие окрестные холмы, не имели об этом никакого представления, а у некоторых остались ужасные воспоминания о рыщущих там диких зверях и змеях.

Девушка и юноша спустились по тропе и скрылись за поворотом. На девушке, хорошо и крепко сложенной, с кожей цвета спелой гуавы была юбка из овечьей шкуры, спускавшаяся ниже колен. Вязаная облегающая одежда подчёркивала красивые очертания тела. Её тёмные шёлковистые волосы были заплетены в четыре изящные косички, две из которых спадали на грудь, а две — на спину. На лбу не было никакого знака, и лишь уголки глаз, подведённые анджаном, из-за чего напоминали глаза молодой кобры.

У молодого человека, мускулистого, с развитым торсом, но изящной талией, и золотистой кожей, на плечах была лишь шафранового цвета накидка. Они шли рука об руку через тенистые заросли деревьев, где даже днём слышались трели сверчков.

— Читрабхану, давай отдохнём немножко на этом плоском камне. Пришло время тебе сыграть на своей флейте, — сказала девушка.

— Пратичи! Похоже, погода этому не очень благоприятствует. Сегодня намного холоднее и расползается туман. Мы уже почти пришли к моему домику, и я лучше сыграю тебе там.

— Если я приду туда, то не смогу уже уйти, и мне придётся провести там всю ночь.

— Этим ты только сделаешь мне одолжение. Если бы не ты, я бы не оставался так долго здесь, среди странных звуков кузнечиков и множества ползучих змей и скорпионов.

— Всё это лишь милостью нашего гуру. Его расположение просто огромно. Своей формулой независимости он дал нам глубочайшее счастье, да и среди несчастных людей вашей страны начался большой подъём: ведь он научил ваш народ, находившийся в социальной кабале и ограничениях, бывший тупым и пассивным, подобно змеям в грязной воде, счастью цивилизованной жизни. Сейчас ваш народ просто кожей и нутром ощущает счастье.

— Теперь я не использую слова Брахмаварта и Дхармакшетра, это постыдно, — сказал Читрабхану. — Они лишь демонстрируют нашу узколобость и будут оскорблением нашего гуру. Применять их попросту отвратительно. В учении Чарваки, доктрине человеческого благосостояния, просто нет места таким ограниченным терминам. Во славу этой глобальной доктрины я забыл свою родину, Двараку. Люди там живут в своих собственных ограничениях, будто лягушки в колодце. Повторяют Веды и другие писания, тратят время на то, чтобы жечь гхи и топливо, и называют это ритуалами. Мусолят между пальцами свой священный шнур, считая, сколько раз они прочитали мантры. Мой отец как раз из них, а ведь я верил в него, как в своего бога. А сейчас мне его жалко — теперь-то я понимаю, как глупо мог потратить свою жизнь, оставшись послушным сыном суеверного отца и не приди сюда.

— В вашей стране многие ведут себя так же, как твой отец?

— Да, наверно, каждые девять из десяти или даже больше. В последние десятилетия их количество толь ко растёт. Думаю, что это в силу мистического влияния Кришны. Мне он, конечно, не нравится, но я признаю, что он — существо особое, маг. Под его гипнотическими чарами ведическая доктрина снова возрождается в умах многих, распространяясь, как наводнение. Эта волна стала уже приметой времени, создав много ритуалистических школ.

— А как сам Кришна? Он-то знает хоть что-то по части Вед?

— Для его последователей такого вопроса просто не существует. Все они верят, что он сам и есть воплощение Вед.

— О, понимаю. Ему даже не нужно читать Веды, раз он для всех вас — божественное воплощение. Если не так, то как же ему удаётся всеми вами управлять? Ведь от вас, учеников, ожидается, что вы будете жить воздержанной жизнью. Он делает из вас просто каких-то убийц удовольствия, в то время как сам устроил себе рай и наслаждается. Уж он-то знает, как получать удовольствие от жизни, и может жить почти такой же полной жизнью, как ученики Чарваки. У него нет времени читать ваши Веды. Когда я узнала истории об этом трюкаче, то поняла, как легко обманывать ваш народ. Вот поэтому-то яваны о вашем народе такого низкого мнения. Похоже, люди вашей страны равны по интеллекту овцам нашей.

Читрабхану только кивнул.

— Вот уже девять месяцев, как ты в этом ашраме. Ты не тоскуешь по дому? — спросила Пратичи.

— А ты как?

— Мы же свободны от привязанности. Мы предложили себя целиком, в том числе и наши тела, ради блага человечества. Другой мысли и быть не может. Наша цель — идти по стопам нашего гуру. Мы не цепляемся за родителей, дома и собственность. И уж тем более у нас нет привычки вывешивать национальные символы, как это любят делать у вас. И всё это милостью Чарваки.

— А наши называют ваш народ неприкасаемым. Но, если я понимаю правильно, ваша философия — философия жизни, и в ней есть и отречение, и бескорыстие. Странно, что наши люди это не понимают. Примитивная раса, что тут скажешь? Будь моя воля, сжёг бы все пальмовые листья со старой литературой, которой им запудрили мозги, и воспитывал новые поколения на учениях Чарваки.

Они подошли к домику. Читрабхану открыл дверь и вошёл. На возвышении из соснового дерева горела лампа. Он зажёг ещё четыре лампы и пригласил Пратичи войти. Возле возвышения стояли два деревянных стула. Платформа с каждой стороны имела возвышения. Деревянную кровать с мягкими подушками покрывало прекрасное одеяло, на которым были воспроизведены обнажённые женщины, а стены домика — их цветные изображения в соблазнительных позах. Пратичи откинулась на стул и легонько потрясла фляжку, стоявшую на столе, чтобы проверить, есть ли там вино.

— Ты хотела, чтобы я сыграл на флейте. Я моту начать? — спросил Читрабхану.

— Люди рассказывают целые истории о музыке флейты вашего Кришны. Говорят, даже коровы, птицы, змеи и рыбы радуются его музыке. Ты в это веришь?

— Почему? Тебя это привлекает? Ты тоже хочешь