Корпус 38 - Режи Дескотт

— А сейчас мне хотелось бы, чтобы вы объяснили, что произошло в первую ночь после вашего приезда. Сейчас вам явно лучше, и мне бы хотелось понять.

Молчание.

— Эрван?

— Меня зовут Данте, — откликается он, поднимая глаза.

— Хорошо, Данте. Вы хотите объяснить, что произошло? Мне нужно это знать, чтобы вам помочь.

— Помочь?

— Помочь вам чувствовать себя лучше. Вы испуганы. Это лишнее. Здесь вам ничто не угрожает. Мы здесь для того, чтобы вам помочь.

— Я знаю. Стрекоза мне уже говорил.

— Кто это?

— Баскетболист в очках, из-за которых у него глаза как у насекомого.

— Ах да, — говорит она и не может сдержать улыбки.

Он вздыхает.

— Когда я показала вам скомканное одеяло, которое вынули из унитаза, вы что-то сказали. Я разобрала что-то вроде «ползучей смерти». Верно?

Снова молчание.

— Если вы хотите, чтобы вам помогли, — а я думаю, вы не хотите оставаться в таком состоянии, — нужно, чтобы и вы помогли нам.

— Вы хотите все знать?

Он поднимает голову, глядит на нее, словно ища ободрения.

Она взглядом просит его продолжать.

— Иногда я боюсь змей. Ночью особенно и даже днем. Они могут проникнуть через канализацию. Через туалет. Это самые большие. Надо его закупоривать, они не пролезли. Так я защищаюсь. Я держу их на расстоянии.

— А зачем они стараются добраться до вас?

Его речь стала лучше. Он отчетливее осознает свое состояние. Только сами рассуждения свидетельствуют о болезни. Если бы кто-нибудь наблюдал этот разговор из-за стекла, не слыша слов, он и не подумал бы, что один из собеседников болен.

Первая смерть в каком-то смысле имеет основания господствовать в мире. Но смерть не избавлена от страданий.

— Они хотят пробраться через канализацию, чтобы окончательно завладеть моей душой, а потом убьют меня ради своего удовольствия.

— Потому что они уже отчасти завладели вашей душой?

— Как и всеми.

— Всеми?

— Это змей, который извратил наш мир с самого начала и погрузил нас в ад.

— Вы про сад Эдема и Еву?

— Про что же еще? — задумчиво произносит он. Глаза его полны покорной тоски. — Конечно, с того самого дня мы все во власти змея.

— И вы считаете, что мы живем в аду?

Опять вздох.

— Это вы знаете намного лучше меня.

— Вернемся к вам, Данте, и к змеям. Это они продиктовали вам ваши поступки в ту ночь?

— Змеи всегда приказывают мне делать одно и то же, — говорит он уже спокойнее. — Говорят, чтобы я поймал девушку, юную, прекрасную, как Ева. Понимаете, одну из тех, кто обладает властью. Потому что они властвуют над мужчинами. Из-за сексуальности. Я должен ловить таких, чтобы смотрели на меня, чтобы обращали внимание на Данте.

Он умолкает — заскрипел стул, на котором стал раскачиваться Роже. На мгновение Сюзанна пугается, что Данте остановится. Но, не поворачиваясь к санитару, который взглядом извинился перед доктором, Данте продолжает:

— Регулярно Змей приказывает мне доставить ему женщину.

Сюзанне вспоминается преступление, из-за которого Данте арестовали: молодая женщина, захваченная и связанная у себя дома. Секретарша в транспортном предприятии… Удивлялась, что в ее квартиру смогли проникнуть через окно.

— Чтобы она была в моей власти, я должен ее связать. Потом начинается ритуал. Всегда одинаковый. Сначала я должен совершить фелляцию, потом Змей приказывает мне оскорблять девушку, унижать… Я завязываю ей глаза. Иногда повязка намокает от слез. Но я их не замечаю… Я люблю видеть это лицо с завязанными глазами и с моим членом во рту… А потом я должен ее мучить. Бритвой отрезать куски от бедер и торса. Ей очень больно и очень страшно. Ей хочется кричать. Но кляп мешает. Слышны только стоны. Мне тоже страшно. И больно за нее. Но существует Змей. И потом, мне тоже это нравится. Это меня возбуждает… Однажды, когда я сделал несколько разрезов, наметив куски, которые надо взять, и рассказал ей, для чего они предназначаются, перед тем как перерезать ей горло, чтобы прекратить ее страдания, а заодно и мои, я поднял повязку. Ее глаза были вытаращены от ужаса… Чтобы не продолжать этой пытки, я перерезал ей горло. Эти мертвые глаза меня держат, но меня это больше не мучит.

Он замолкает. Доктор Ломан растерянно глядит на Роже.

Она ошеломлена — как спокойно, почти мягко Данте рассказывает о своем фантазме. Леденящий контраст между реальностью слов и тоном, которым он говорил об этой реальности.

Доктор просматривает записи в тетради — отдельные слова, восстанавливающие ход ритуала, и тут снова слышится голос. Она вздрагивает, поднимает голову и смотрит на Данте — он сидит скрестив ноги, руки лежат на левом бедре.

— Ее взгляд мне больше не мешает. Она может стать моей женщиной. Я проникну в нее и буду ею наслаждаться… Через несколько часов я начинаю. Она — покорная жена. Я сохраню ее для себя. До тех пор, пока ее тело не приобретет запах дичи с душком. Тогда я смогу отрезать руки и ноги в суставах, вынуть сухожилия и кости… И эти четыре конечности я расположу в виде свастики, руки и ноги — части креста.

— Свастика? — переспрашивает она безжизненно, почти безотчетно.

— Так приказывает Змей… Свастика — символ зла. Но люди не знают, что еще свастика — это две скрещенные змеи, — добавляет он, глядя на нее, будто оценивая впечатление, произведенное его откровениями. — После этого, — продолжает он тоном человека, подробно излагающего кулинарный рецепт, — я должен вскрыть живот, вытащить внутренности и обмотать их вокруг туловища. Как змею. Прежде чем ее покинуть, я беру кусочки кожи, те, что заранее выбрал, — я должен съесть эту кожу, уже с душком, и присвоить жизненные силы той, которая была принесена в жертву.

Сюзанна закрывает глаза. Роже каменеет.

— Вы понимаете, почему я боюсь, доктор? Боюсь, что мне понравится совершать эти преступления, и боюсь, что однажды я их совершу. Потому что голос Змея гораздо сильнее всего остального.

Сюзанна снова думает о жертве в Клиши, о том, как той удалось спастись.

— Ладно, приятель, — выдыхает сквозь зубы Роже слева от нее.

— Эрван, э-э-э, Данте, сначала вы говорите о змеях, потом — только о Змее. Он один дает вам указания?

— Это дух змей, который может материализоваться в каждой из них. Это он пытается передавать мне команды через ухо или нос, — говорит он, левой рукой касаясь повязки. — Чтобы быть похожим на змею.

— И ваши яички тоже?

— Нет, — говорит он, слегка покраснев. — Нет, я пытался все это остановить. Мне было очень плохо. Я сглупил… И потом, я не мог… Я боялся, и это плохо кончилось, и надзиратели пришли.