Обрыв - Ольга Дашкова

Я хотел, чтоб она так улыбалась со мной, улыбалась именно мне, видеть свет в ее глазах, а не слезы паники, как вчера. Я злился на Морозова и Веру, на Снежану, которая начала бесить и раздражать, самое главное, злился на самого себя.

Вера меня волновала, я не знал о ней практически ничего, но она притягивала. Морозов ничего не нарыл, родилась, жила, училась, все в далеком от нас городе. Что привело её к нам – неизвестно, было даже фото, отвратительного качества, сканированное с какого-то документа, зачетка или студенческий билет. Молодая девушка с длинными волосами и челкой, в нем с трудом можно узнать Веру.

Никогда не задумывался о том, что пора заводить семью и детей, как это делают мои знакомые. Не считаю, что семью нужно заводить, как собаку или кота, создавать да, что-то свое, родное, чистое и светлое. Строить по кирпичикам основу и фундамент своей жизни, крепкий фундамент.

Но я всё ровно не думал об этом. Считал себя одиночкой, но не гордился этим и не говорил на каждом углу. Не понимал тех мужиков, которые теряли голову и совершали глупости от внезапно накрывшей любви. Любил ли я когда-то?

Потеряв всю семью в восемнадцать лет, сам строил свою жизнь, капитал, бизнес. Много чего было, первые взлеты, жёсткие падения, изматывал себя, изводил, поднимался и шёл дальше. Дикий график, в нем не было места семье. Родители погибли в автомобильной катастрофе, ехали на машине в Крым.

Фура вылетела на встречную полосу, водитель заснул за рулем. Мама так долго ждала своего отпуска, накупила новых платьев. Я не поехал, сдавал экзамены в институте, не сдал, не пошел сдавать и после этой страшной новости. Моя семья, то, что я действительно любил, умерла тогда, под раскоряченной грудой железа, а другую я не хотел.

А сейчас что-то необратимо меняется. Точка отсчета этого изменения во мне – Вера. Её подставленное ноябрьскому солнцу лицо, тень от ресниц на бледной коже, и эти полные соблазна чувственные губы. Хочу, чтоб она улыбалась только мне, стонала, как тогда в сауне, но только подо мной.

Не дослушав все нытье Снежаны, срываюсь вниз, в крыло прислуги, хочу выйти на улицу, но Вера заходит навстречу, сталкиваясь со мной. У нее очень холодные руки, чувствую этот холод через ткань, а я словно горю от её прикосновения. Она пахнет морозом и слегка сигаретным дымом, поднимает на меня глаза, а меня несет, я говорю совсем не то, что хотел сказать. В итоге дергаюсь и ухожу. Какой кретин.

Я приехал за город отдохнуть, но загружаю себя работой допоздна. Снежана уже спит, после нескольких попыток заняться сексом и соблазнить своим телом, она угомонилась и заснула. А я не хочу, ничего не хочу, ни её тела, ни умелых рук и губ. Стало резко не хватать других, иных эмоций, давать свою заботу не в обмен на что-то, а просто так, потому что мне хочется.

Пошел искать Морозова, надо срочно поговорить. В другом крыле особняка был полумрак, из кухни лился ровный свет, но тоже приглушённый. Стоя на пороге, я решил, что у меня галлюцинации, снова Вера и снова Морозов. Никогда не видел начальника своей службы безопасности в компании девушки, считал его отъявленным холостяком, а тут девушка, и эта девушка Вера, моя Вера. Странно, что она так быстро, буквально за доли секунды стала моей.

Они о чем-то тихо разговаривали, сидя на другом краю большого обеденного стола, что ближе к окну. Перед ними открытая бутылка вина, два бока, фрукты и белая роза, как яркое пятно на темной поверхности стола.

А вот это уже интересно. Морозов оказался умнее меня, вместо того чтоб стращать и рычать на девочку, как это делал я, он включил романтика, молодец. А ты Воронцов стой, смотри и грызи себя изнутри, учись, как нужно ухаживать за женщинами или пойди и примени Снежану по назначению. Нет, не хочу, да и мешать людям не буду.

Вера

Утро выдалось спокойным, все шло своим чередом. Чашка кофе грела ладони, на улице опять шел снег, но он был таким сказочным, большими хлопьями падал на голубые ели. Мне бы радоваться, но на душе тоска и тревога.

Вчерашние посиделки с вином в полумраке кухни, называемые свиданием, прошли довольно мило. Глеб больше расспрашивал меня о моей жизни, где училась, чем увлекалась. Все чаще ловила себя на мысли, что это деликатный допрос.

– Ты позвал меня на свидание, чтоб узнать, как и где я жила? – как-то не очень мне нравился ход нашей беседы.

– Нет, что ты, Вера, нет, конечно, хотя это нормальное желание – узнать о вкусах и увлечениях понравившейся девушки.

– Хорошее желание, но слишком настойчивые вопросы.

Мы выпили по бокалу вина, Глеб проводил меня до комнаты, сделал попытку поцеловать, что странно, у меня это не вызвало паники или тревоги. Мужчина был милым, но не более, меня не волновало его присутствие рядом, не волновал его запах. Он так по-мальчишески смутился, извинился и ушел.

Какое все-таки странное впечатление производят люди при первой встрече. Я посчитала Глеба грубым, беспринципным, резким, а на самом деле он приятный, даже заботливый мужчина. Хотя я могу ошибаться, очень сильно ошибаться.

– Доброе утро, Вера, – Егор стоял у входа на кухню, сегодня без костюма, на нем темный джемпер и джинсы. – Как прошла ваша ночь?

– Доброе утро, Егор Ильич, спасибо, хорошо. Надеюсь, и ваша прошла прекрасно.

Мне совершенно не хотелось отвечать колкостями на его странные намеки о проведенной мной ночи.

– Как ваше здоровье?

– Не надо так активно интересоваться моим здоровьем, будто оно вас и правда заботит. Почему вам хочется постоянно меня задеть и унизить? То предлагаете быть проституткой, то интересуетесь, как я провела ночь. Что это, личная неприязнь? Или вам просто не с кем поговорить?

Слушая мою гневную речь, Егор подходил все ближе, неспешно, пока не остановился так близко, что я могла уловить аромат его парфюма, опять эти нотки коньяка и ванили.

– А ты такая язва всегда или только со мной? Скорее всего, только со мной, с другими ты милая и приветливая, – заглядывает в глаза, а я так неотрывно смотрю на него.

– Я совершенно не язва, – скользнула взглядом по его лицу, он снова не брит, волосы слегка в беспорядке, глаза, уставшие, будто не спал всю ночь.

– У тебя очень богатая фантазия, я не хочу и не пытаюсь тебя задеть, ты все воспринимаешь слишком буквально.

– Тогда что вы пытаетесь…? – он слишком близко, от него столько жара, берет из моих рук чашку, ставит на стол.

– Я пытаюсь тебя поцеловать, а ты показываешь свой остренький язычок.

Рука обхватывает мою шею, пальцы зарываются в волосы, он неотрывно смотрит на мои губы, я на его, и тут меня накрывает волна, он, словно цунами, сносит все мои панические атаки, он целует, целует жадно, жарко, пробуя на вкус губы, слегка покусывая.

Врывается языком в рот, и меня уносит так далеко, даже не надо отвечать на поцелуй, он пьет моё дыхание, неотрывно и жадно. Из горла вырывается стон, мне нечем дышать, хочется глотнуть воздуха, но я так боюсь, что он остановится, и это безумие прекратится. Оказывается, поцелуй может быть таким властным, подчиняющим, но до безумия желанным.