Крестный отец Катманду - Джон Бердетт

— А откуда нам знать, что это не подстава, скажем, со стороны антикоррупционного отдела?

— Надо следовать его инструкциям, которые не слишком сложны.

Я дернул подбородком.

— Что за инструкции?

— Завтра примерно к половине одиннадцатого вечера отправишься к иммиграционным стойкам аэропорта Суварнабхуми. Представишься дежурному офицеру. Кто-то попытается пройти через иммиграционную службу, чтобы сесть на рейс КЛМ в Амстердам. Если верить тибетцу, этот человек будет задержан. Твоя задача — присутствовать и наблюдать. Больше ничего.

Викорн замолчал, и я ждал откровений. Прошла минута. Полковник полез в ящик стола и достал листок бумаги с фотографией.

— Он спросил мой личный адрес в Интернете и прислал вот это. — Полковник протянул мне листок. На одной стороне был напечатан цветной снимок исключительно красивой блондинки лет двадцати пяти — тридцати. — Он утверждает, что ее зовут Рози Маккой. Она австралийка, работает на Зинну, занимается контрабандой наркотиков.

— Не понимаю. Если даже все правда, что это доказывает?

— Доказывает, что он смелый парень и знает, как навредить Зинне, если мы примем его предложение.

Викорн сверлил меня взглядом, пока я не опустил глаза. Ему прекрасно удалось передать эмоциональный накал слов «навредить Зинне». Так какие требовались еще доказательства?

Я взял фотографию и собрался уходить. Но когда оказался у двери, Викорн окликнул меня.

— Если дело стоящее, тебе придется отправиться в Катманду.

Наш аэропорт узловой. Рейсы в Лос-Анджелес и другие американские города отправляются рано утром. В Лаос, Камбоджу, Вьетнам, Китай и во всевозможные пункты на севере и на юге самолеты вылетают каждые пять минут в течение всего дня, а в Европу — главным образом поздно вечером. Так почему в нашем новеньком, с иголочки, аэропорту так мало туалетов? Архитекторам из фарангов и нашему утверждающему их планы комитету почему-то показалось неудобным, если в здании будет столько удобств, чтобы хватило на всех.

По дороге я выпил три чашки холодного чая с лимоном, и теперь мне срочно требовалось отлить. Холодный чай с лимоном — это много сахара и грязного льда; в жару действует как героин. Не пробуйте его, и вы никогда не узнаете, насколько он хорош. Я встал в очередь.

Не могу не признать одного: архитекторы в своей невежественности проявили демократизм — в очереди вместе с простолюдинами вроде меня стояло немало типов явно из первого класса с украшенными монограммами баулами. И все мы, отбивая каждый в своем ритме нетерпеливую сортирную чечетку, были равны пред ликом Будды. И все с болезненным интересом наблюдали, как очередной счастливчик, сильно передернувшись, уже собрался было застегнуть ширинку и дать дорогу к писсуару следующему из очереди, но вдруг обнаружил, что не вся жидкость покинула его тело. И снова вздрогнул, да так сильно, что я испугался, как бы не вылетело наружу все содержимое его брюк, — наверняка он испытывал коллективное психическое давление всех стоящих у него за спиной. Но вот он отошел от писсуара, и очередь продвинулась на одно лицо.

Когда я оказался в иммиграционной службе, было почти половина одиннадцатого — начиналось время паспортного контроля улетающих в Европу пассажиров.

У возглавляющей иммиграционную службу женщины-полковника мое появление, против ожиданий, не вызвало раздражения. Ревностная буддистка, она считала, что любая помощь уместна, если речь идет о сдерживании злостной волны наркотрафика. У ее сотрудников было дел по горло, и они тоже обрадовались поддержке со стороны.

Полковник намекнула, что не очень в курсе, откуда взялась наколка, пришедшая с высот Гималаев, поэтому не исключено, что мое присутствие будет в самом деле полезно. Кроме того, что женщина была искренне верующей, честной, симпатичной и незамужней, мы оказались с ней одного возраста. Не собираюсь хвастаться, но она смотрела на меня так, словно хотела съесть, а потом отправила в глухой угол аэропорта, откуда открывался хороший обзор зоны паспортного контроля и где стояли две ее «девочки» в элегантных белых рубашках с погончиками, синих юбках и со свирепым выражением лица. Они не возражали против моего общества, но вслух удивлялись, чем это им может помочь мужчина. Я объяснил, что присутствую только в качестве наблюдателя, потому что Викорн получил ту же наколку, что и они.

Делать было особо нечего, только флиртовать. Я, сохраняя преданность Чанье, заявил, что счастлив в браке и что у меня есть сын, которого я безумно люблю. Они рассказали мне о своих семьях — это сопровождалось множеством намеков, подмаргиваний и подталкиваний локтями. Но когда появилась преступница, мы разом напряглись и, профессионально подобравшись, привели себя в боевую готовность.

Я, чтобы не ошибиться, достал фотографию, но сомнений и без того не оставалось: девушка, которая встала в одну из очередей для прохождения паспортного контроля, — та самая, что на фотографии из Гималаев. Только во плоти выглядела еще более потрясающе. Светлые волосы почти белого цвета — за такие азиаты готовы пойти на убийство. Тело из тех, что вылеплено изнутри благодаря обилию женских гормонов, а грудь, как у нее, не купить даже в Голливуде. Короче говоря, ее фигура достойна разворота журнала. Девушка излучала беззаботность — видимо, от осознания, что она может вывернуться из любой ситуации. Не думаю, что в ее небрежной походке, когда она катила за собой чемодан, было что-то от нарочитого высокомерия. И в том, как она повиливала ягодицами, его было не больше. Ее манера напоминала самолюбование зверя. Она безоговорочно верила, что никому не удастся найти то, что, согласно имеющейся у нас информации, было спрятано у нее внутри.

Мы ждали, когда нужная нам пассажирка подойдет к кабинке, чтобы убедиться, что ее паспорт соответствует тому, о котором сообщил информатор.

Очередь двигалась к сидящему в кабинке за изометрической камерой сотруднику иммиграционной службы, и я почти слышал, как девушка подбадривает себя (когда-то давно сам работал в аэропорту): «Все в порядке, ты работаешь с профессионалами, людьми, которые правят Таиландом; нет никакой опасности попасться. С какой стати? Чтобы попасться, надо чтобы на тебя кто-нибудь донес, а ты сотрудничаешь в людьми, среди которых доносчиков нет. На доносчиков тут же доносят, поэтому провала быть не может».

Она достала айпод, наушники и принялась слушать музыку. Я подумал, уж не композиции ли из сборников «Будда-бар».[7]А к тому времени, когда подошла к кабинке, она настолько хорошо владела собой, что сумела улыбнуться тайцу в белой рубашке с синими погонами без тени лукавства. Пограничник окинул взглядом ее лицо и плечи и, прежде чем начать заносить в компьютер данные ее паспорта, коротко улыбнулся в ответ. Ободренная его улыбкой и уверенная в волшебном воздействии своей груди на воображение мужчины, она позаботилась о том, чтобы продемонстрировать ее в полной мере, — позволила себе фамильярно облокотиться на конторку и приняла соблазнительную позу. Если что, она могла сослаться на жару и недостаточно охлажденный кондиционерами зал аэропорта. Даже когда пограничник поднял трубку стоящего у его локтя телефона, не проявила ни малейших признаков паники. Подумала, наверное, человек готовится к перерыву и заказывает чай. Но когда из ниоткуда возникли три сотрудницы иммиграционной службы и я, и та из трех женщин, которая десять минут назад откровеннее других со мной флиртовала, положила руку ей на плечо, и мы все сомкнулись на случай, если ей придет в голову бежать, вот тут у нее внутри все болезненно, тошнотворно сжалось, коверкая душу, перевернулось, и она пошатнулась.